Календари славян в этнографии и археологии

Календарные вышивки известны исследователям восточнославянских древностей. Многие из них опубликованы и являются достоянием широкого читателя или знакомы посетителям музеев и собирателям. Обычно такие календари являются скорее символическими, показывая последовательность смены четырех главных солнечных праздников годового круга и использовать их для расчета непросто. Наиболее архаичные образцы, впрочем, содержат знаковые «записи», когда между праздниками нанесены повторяющиеся или однотипные узоры, количество которых соответствует количеству дней или недель между ключевыми событиями года. Такие тканые календари подробно описаны, например, Г. П. Дурасовым (1978, с. 139– 148), В. Г. Власовым (1990, с. 46–63) и А. В. Алексеевым на вологодских этнографических материалах (Алексеев, 2004, с. 50–54): «Каждая из двух частей (А и Б) вышивки нашей скатерти делится на 6 секторов, следующих один за другим слева направо, которые вполне могут соответствовать месяцам года» (Алексеев, 2004, с. 51). Часть таких календарей является неполной, то есть изображает лишь плодородную часть года (Власов, 1990).

Монетовидные подвески: Московская область (слева), Гнездово (две в центре), Новгородская область (справа). Троичные символы могут быть связаны и с Солнцем (?)

Не исключено, что древнейшие славяне действительно на каком-то этапе своего развития использовали неполный календарь (из шести, восьми или десяти месяцев, как было у римлян или у германцев). Однако мы полагаем, что сохранившиеся календари календарями в полном смысле слова не являются. Скорее, они представляют собой средства для решения отдельных задач или для осуществления определенных видов деятельности, например, являются «растительными» календарями, так как охватывают прежде всего конец весны, лето и осень. Но едва ли счет времени в оставшуюся часть года не велся. Вопрос в том, как именно и какие заботы были в эту пору главенствующими, сохранились ли средства для наблюдения за ходом дней и как они выглядят.

Прорисовка семилопастного височного кольца радимичского типа (по книге Б. А. Рыбакова «Ремесло Древней Руси», 1949). На наш взгляд, в ней также присутствует лунная символика

Известны также резные деревянные календари, подобные достаточно хорошо распространенным руническим. Такие рунические «альманахи», посохи с насечками и т. д. известны в Северной Европе и на северо-западе России, где бытовали вплоть до XIX в. Некоторое количество сведений о способах времяисчисления в дохристианское время имеется также в древнерусских письменных источниках, возможно и в более поздних рукописях отреченных книг (подробнее см., напр.: Календарно-хронологическая культура…, 2006).

Семилопастные височные кольца приокского типа (более известные как вятичские) (Звенигородский музей)

Одному из авторов (С. Ермаков) довелось в 2000–2005 г. участвовать в раскопках некрополя одного из древнейших славянских поселений на территории Московской области совместно с сотрудниками Звенигородского историко-художественного музея. Занимаясь еще в первые выезды прорировками отдельных находок, он обнаружил любопытные особенности женских украшений (монетовидных подвесок, лунниц, семилопастных височных колец приокского и радимичского типа).

Изображения Солнца и Луны на лубочном календаре XVIII века композиционно почти совершенно таковы, как это делали славяне-язычники пятью веками ранее. Полное изображение календаря представлено на обложке

Изделия такого типа хорошо известны археологам и на первый взгляд не представляют из себя ничего особенного. Однако, насколько нам известно, до 2001 г. никто не пробовал истолковывать смысл изображений на них. В ходе прорисовки выяснилось, что многие (если не все) элементы орнамента на доступных нам височных кольцах, лунницах и монетовидных подвесках представляют собою своеобразные графические изображения, в основе которых числа, связанные с Луной, с ее фазами и движением вокруг Земли.

Монетовидная подвеска XI–XII вв. со сложной композицией, представляющей собой своеобразный лунный календарь и, видимо, образ Мироздания. Из археологических раскопок на западе Подмосковья (Звенигородский музей). Правда, некоторые фантазеры продают копии подвески, состаривая оригинал лет на триста и путая место находки…

Скажем, подвески-лунницы, получившие свое название за то, что имеют облик лунного серпа, обычно орнаментированы насечками, число которых – 14, то есть половина лунного месяца. Такие же подвески происходят из многих других памятников славянской древности. Но приведенный узор – едва ли не самый простой из возможных. Более сложные композиции на лунницах, происходящих из Гнездова или Новгородской области, также дают основания подозревать, что в них «закодирована» лунная или солнечно-лунная символика. На первый взгляд, сложно найти что-то подобное в подвеске с зубчатым орнаментом из Гнездово, однако более при внимательном рассмотрении можно обнаружить кратность числу 9 (количество точек на зубчиках) и вообще общую «троичность» орнаментальных мотивов. Не исключено, что в таких изображениях стоит видеть более сложные смысловые ряды[18].

Монетовидные подвески иного типа, но, как нам представляется, также содержащие солнечно-лунную символику (Звенигородский музей)

Сходными по смысловому содержанию представляются хорошо известные височные кольца приокского и радимичского типов. Количество имитирующих зернь рисок, по нашим наблюдениям, чаще всего соответствует числу дней в лунном месяце (28), кратно количеству недель в нем (4) и т. д.

Очень любопытна как пример солнечно-лунного календаря монетовидная подвеска XI–XI вв. с берегов Москвы-реки. В центре композиции – крест, издревле считавшийся символом Солнца. Крест совмещен с лунным серпом, который как бы охватывает его сверху (интересно сравнить с лубочным календарем, вынесенным на обложку книги). По внешнему периметру подвески – двенадцать кругов с точкой в центре (или декоративным украшением), видимо, соответствующих двенадцати месяцам, а на следующем после них внутреннем круге каждую такую точку отделяет четыре мелких, имитирующих зернь. Таким образом, перед нами изображение годового круга, состоящего из 12 месяцев по четыре недели в каждом.

Следующая подвеска на первый взгляд может быть просто изображением Солнца, но число лучей, исходящих из центра, и точек вокруг – соответственно 9 и 18, заставляет искать астрономические соответствия…

Приведенные наблюдения подталкивают к мысли о том, что украшения могли иметь еще одно назначение, помимо вполне понятного стремления создать красивую вещь, которая будет еще и служить оберегом, который, по мысли создателей (разработчиков) подобных образцов должен защищать владельцев на протяжении срока дней или месяцев в течение всего года – благодаря нанесенным узорам. Вторым же назначением их могло стать и использование их для счета времени.

Итак, как нам представляется, приведенных сведений достаточно, чтобы не только признать существование у славян до крещения календаря, солнечно-лунного в своей основе, возникшего в результате совмещения нескольких разных по происхождению и назначению календарей, но считать его достаточно развитым. Такой календарь восходил к древнейшим системам времясчисления поры индоевропейского единства. Скорее всего, такому календарю соответствовал астральный миф, сходный по структуре, например, с циклом преданий о Геракле как о культурном герое, который совершил 12 подвигов (по числу знаков Зодиака), причем каждый из подвигов соответствовал тому или иному созвездию и пребыванию Солнца в нем. Славянский вариант общеевропейского мифа мог быть охотничьим, но, скорее, был все же земледельческим. Тут уместно вспомнить летописные свидетельства о сыне Сварога Даждьбоге, давшем людям солнечный календарь:

Основой этого календаря были праздники, неподвижные солнечные и подвижные лунные. Праздничное поведение людей регламентировалось представлением о «Времени Богов», что накладывало жесткие требования к обрядовому поведению, допуску к тем или иным действиям лиц разного возраста и пола. Праздничную обрядность можно рассматривать с разных сторон, но даже в своей игровой форме она сохраняет изначальный глубокий смысл для всех, в том числе и для тех, кто не понимает его. Впрочем, ритуальное игровое поведение также исполнено смысла. Как противоположность «серьезной» повседневности, оно хтонично по своей природе и словно бы переносит участников действа в Иной мир, в пространство начала начал, во время до начала времен. Возможно, это именно то, чего так и не понял яркий ученый прошлого века Й. Хейзинга (Хейзинга, 1997): игра даже «не всерьез» скрывает за собою глубокое содержание. Это содержание может быть утрачено как нечто осознанное, но тем и силен обычай, тем и сильна традиция, что опирается на архетипы. А их утратить невозможно. Причем справедливо, видимо, говорить о том, что архетипы, лежащие в основе национальной психологии и духовной культуры, обусловлены еще и природными ритмами, в которых существует этнос. Следовательно, и календарем…