Я — врата. Биография (Избранные беседы, том VI) : Бхагван Раджниш читать книгу онлайн, читать бесплатно.

на главную страницу  Контакты  реклама, форум и чат rumagic.com  Лента новостей




страницы книги:
 0  1  2  3  4  5  6  7  8  9
»

вы читаете книгу

Это официальная биография Бхагавана Шри Раджнеша, написанная одним из его преданных учеников, Свами Сатья Ведантом.

Большая часть материала — это собственные слова Бхагавана, верно записанные его учениками — в общей сложности четыре тысячи часов дискурса, воспроизведенные и изданные на основании лекций, проводимых каждое утро Бхагаваном с 1974 по 1981 год.

Я познал то, что объединяет все. Вы называете это познанием своего «я». Я назову это познанием «не-я». «Не-я» есть сущность всего познания.

Бхагаван Шри Раджнеш. Я — врата. Биография (Избранные беседы, том VI)

Я познал то, что объединяет все. Вы называете это познанием своего «я». Я назову это познанием «не-я». «Не-я» есть сущность всего познания.


Спрашивайте себя, кто вы,
так глубоко и сильно,
чтобы исчезли вы и остался лишь вопрос,
Тогда откроется его бессмысленность
и ответ возникнет сам по себе.
Весь мир — ответ, весь мир — это вы.

Введение

Перед вами официальная биография Бхагавана Шри Раджнеша, написанная одним из его преданных учеников. Бхагаван — просветленный Мастер, до 1981 года он жил в Индии, затем переехал в Америку. У него тысячи учеников во всех частях мира. Хотя я назвал это биографией, большая часть материала для этой истории состоит из собственных слов Бхагавана, верно записанных его учениками — в общей сложности четыре тысячи часов дискурса, воспроизведенных и изданных на основании лекций, проводимых каждое утро Бхагаваном с 1974 по 1981 год. Хотя Бхагаван использовал биографические вставки в этих дискурсах, чтобы проиллюстрировать и передать свое духовное послание, он находил невозможным писать автобиографию. Однажды, когда его спросили: «Почему вы не пишите вашу автобиографию?», Бхагаван ответил:

«…поистине все, сказанное здесь, после самопознания не является автобиографией. Все автобиографии — „эго-биографии“. То, что мы называем автобиографией, это не история души. До тех пор, пока вы не будете знать, что душа есть, что бы вы ни написали, все будет „эго-биографией“».

Это — попытка передать истину жизни Бхагавана и истину его существования. Описанные здесь внешние факты его жизни лишь содействуют передаче этой истины, они могут обрисовать только тенеподобное изображение просветленной личности. Как Бхагаван сам объяснял, человек, познавший себя как душу, а не как личность, меняет внутри нечто бесформенное и то, что мы называем фактами его жизни — фактами, подобными дате его рождения, дате, когда произошло специфическое событие, — растворяется. Происходит то, что все эти факты перестают иметь какое-либо значение Пробуждение души — такой катаклизм, что когда это наступит, когда человек открывает свои глаза, он обнаруживает, что все потеряно.

…После того, как человек познал свою душу, автобиография кажется ему подобной сну, версией его самого. Это подобно тому, как если бы человек создавал описание своих снов: один день он видел этот сон, на следующий день тот сон, на третий — третий сон… Так и автобиография имеет не большую ценность, чем фантазия, волшебная история.

Несмотря на этот взгляд, выраженный моим Мастером, я нахожу ценным знать жизнь Бхагавана, ибо его жизнь — это его учение. Раз в сто лет приходит такое существо, способное своей собственной жизнью создать такую энергию, подводящую индивидуальность точке, откуда она начинает по-новому видеть, чувствовать богатство и красоту существования и наслаждаться всей жизнью. Бхагаван посредством своей любви вдохновляет тысячи людей вырваться из их обусловленного прошлого и жить в мгновении — в свободе и сознании. Бхагаван — это «пробужденный единый», «просветленный единый», человек, видящий «то, что есть», посредством чистого сознания, а не через какую-либо ментальную проекцию, человек, осознающий, что источник божественной силы есть внутри его самого, что невзгода — это создание ума и что ум может быть превзойден. Даже несмотря на то, что опыт его пробуждения находится по ту сторону словесного описания, то малое, что мы можем взять из этого, побуждает нас к поиску причин наших собственных несчастий и помогает нам найти источник радости и божественности, находящийся внутри нас. Как говорит Бхагаван:

«…Содержание опыта становления останется, но то, что станет известно посредством этого опыта, не может быть записано. Это происходит из-за того, что ослабление опыта словами делает его скучным и абсурдным. Тем не менее, здесь делается попытка рассказать об этом переживании различными способами, посредством различных методов. Моя цель — вывести вас на путь, который может привести вас к самому переживанию… Лучший способ — это перенести вас на этот путь, к этому берегу, от которого вы, может статься, оттолкнетесь и направитесь туда, где однажды сами сумеете приобрести этот опыт».

Моя цель, однако, состоит не в том, чтобы оценивать учение Бхагавана критически, в каком-либо историческом контексте или на фоне какой-нибудь специфической школы мысли, философии, традиции или движения. Моя цель — это представить историю жизни Бхагавана, ставшей доступной мне, из различных источников.

Я надеюсь, что эта биография будет служить введением к учению Бхагавана для тех, кто интересуется Раджнешем или же духовным путем. Но эта работа не может быть чем-то большим чем то, что она есть. Человек должен проникнуться Бхагаваном через его записанные лекции, изображения или — лучше всего — лично. Только тогда эта история будет представлять реальную ценность для читателя.

Кто такой Бхагаван Шри Раджнеш?

Для тысяч своих учеников во всем мире он известен просто как Бхагаван — «Благословенный Единый». Он их Мастер «Живое Пламя» нового религиозного сознания. В Индии он известен как «Ачария Раджнеш», яростный учитель, который разрушает древние мифы и верования, традиции и учения. «Я учу крайнему бунту, — объявляет он. — Я здесь не для компромисса. Я решил быть в высшей степени честным и правдивым, чего бы это ни стоило. Если мы хотим изменить общество, мы должны выступить против него».

Он напрочь отбрасывает конвенциональные концепции национализма и расового превосходства, отвергает Маркса и социалистические идеи, критикует Фрейда и Юнга, отпускает шутки по поводу Папы в Ватикане и Шанкарачарьи в Пуре, религиозного главы индуизма, и не скрывает своего презрения к политиканам. Индуисты осуждают его как гедониста, коммунисты преуменьшают его как спиритуалиста, журналисты пишут о нем как о «секс-Гуру», а один ученый назвал его «Хьюго Хефнером духовного мира». Бхагаван отвергает все эти ярлыки. «Я материалист-спиритуалист, — говорит он. — Я учу чувственной религии. Я хочу, чтобы Гаутама Будда и грек Зорба приблизились друг к другу: мой ученик должен быть Зорбой — Буддой. Человек — это тело-душа вместе. Обе части должны быть удовлетворены».

Ежедневно в своих спонтанных утренних дискурсах он говорил на различные темы: от рождения до смерти и выше, от политики и до молитвы, от атомной физики до юнговской философии, от полного здоровья до нового образования, от секса до сверхсознания. В своих дискурсах, которых насчитывается с 1974 года свыше двух тысяч, Бхагаван охватил полный спектр интересов человечества благодаря своему проникновению в различные духовные пути, возможные для людей. Он выразил послание различных духовных направлений в современном контексте. Он говорил о дзене, суфизме, даосизме и хасидах, комментировал высказывания Будды, Махавиры, Иисуса, Лао Цзы, Чжуан Цзы, Гераклита, Пифагора, Кабира и Нанака, такие индийские писания, как Бхагават-Гита, Упанишады, Йога-сутра Патанджали, Джаммападу и песни тантрических мистиков.

Его откровенные и критические дискурсы возбудили большой гнев и оппозицию против него во всем мире. Его идеи по поводу таких острых спорных вопросов, как секс, брак, семья, родство, атакуют конвенционный взгляд на эти вещи. Но самой большой мишенью публичного неодобрения является полная свобода, которую он позволил своим ученикам. Он дает им возможность входить более глубоко и тотально внутрь всех переживаний жизни. Он равным образом распространяет эту свободу и на секс, и на такие ментальные состояния, как ярость, ревность, собственничество, алчность, ненависть и другие, восполняющие весь ряд человеческих эмоций.

Такая свобода, особенно в отношении секса, явилась главной причиной оппозиции к Бхагавану в Индии, ибо многие поколения индийских жрецов и святых проповедовали, что Божества можно достигнуть только посредством отрицания секса, в то время как Бхагаван утверждает совершенно противоположное. Он заявляет, что только благодаря полному переживанию секса мы можем наслаждаться этим, понять это и — что наиболее важно для нашего духовного роста — наконец превзойти это. Преодоление никогда не может быть достигнуто посредством отрицания или подавления, говорит он. Он указывает постоянно, что дверь к освобождению, или мокше, находится по ту сторону переживания и понимания наших страстей.

Бхагаван цитирует Махатму Ганди в качестве примера, каким ошибочным может быть путь безбрачия и аскетизма. «Ганди отрицал секс и подавлял его всю жизнь, — объясняет он. — Только в последние годы своей жизни он стал осознавать подавление, потому что его сексуальные фантазии продолжились. Тогда он начал экспериментировать с тантрой, но было уже слишком поздно».

При неправильном понимании учения Бхагавана люди игнорируют повторяемые Бхагаваном предупреждения, направленные к его ученикам, об опасности снисходительности. Он налагает одно строжайшее ограничение на увлечение абсолютной свободой:

«Я даю вам тотальную свободу переживать, но с одним условием: будьте бдительны, будьте наблюдательны, будьте сознающи».

Движение вокруг учения Бхагавана привлекло тысячи людей со всего мира, которые идут к нему, чтобы он помог устранить их предыдущие подавленные эмоции и пережить катарсис под руководством профессионально обученных западных врачей. Уникальность этих творческих групп и споры вокруг них притягивают к Бхагавану людей из самых разных частей мира: Северной и Южной Америки, Европы, Австралии, Новой Зеландии и Японии. Это интернациональное движение включает людей многих профессий и различного образа жизни: юристов, врачей, психологов, педагогов, ученых, дантистов, иглоукалывателей, бизнесменов, администраторов, журналистов, писателей, артистов, архитекторов, фотографов, радикальных феминисток, искателей Нового Века, «детей цветов», домохозяек, католических священников и так далее. Около сорока процентов учеников составляют евреи. Большинство из учеников Бхагавана молоды — им между двадцатью и сорока годами. «Я хочу полагаться на молодость… — заявляет Бхагаван. — … Они пришли благодаря разрушению всех барьеров, Будущее не делается стариками. Будущее творят молодые. Любая религия жива до тех пор, пока она привлекает молодых. Всякая религия умирает, если она привлекает только стариков. Где религия постоянно жива, где прольется новый луч и где новый цветок открывает свои лепестки — там вы найдете молодых. Таким образом, любая личность, стареющая духовно, не может оставаться здесь».

После получения посвящения в саньясу во время даршана ученик Бхагавана получает имя саньясин. В индуистской традиции саньясин — это тот, кто отверг семью и материальный мир и стал монахом. Бхагаван рассматривает эту традицию как негативную и эскапистскую и выдвигает свою собственную трактовку саньясина: это человек, который принимает и утверждает жизнь, который участвует в ней активно и радостно. По мнению Бхагавана, саньясин — это человек, который не отвергает семью, общество или имущество, а вместо этого поднимается над своими эго-привязанностями к ним — он отбрасывает свои страсти и собственничество по отношению к ним. Поэтому это движение известно как нео-саньяса. (Детальное описание этого движения будет дано позднее).

Ученик Бхагавана отождествляется с четырьмя вещами: с оранжевоокрашенной одеждой, символизирующей восход солнца; с бодростью и осанкой, с ожерельем, на котором подвешен медальон с изображением Бхагавана, напоминающий носителю о том, что он или она вручили себя Бхагавану; с новым именем, которое символизирует разрыв с прошлым; и с ежедневной медитацией, соответствующей индивидуальности ученика. Новому имени, которое дает ученику Бхагаван, предшествует титул «Свами» — для мужчин, и «Ма» — для женщин. «Ма» означает «мама» и выражает соответственно открытость и интуицию. Это обозначает, согласно Бхагавану, «предельное цветение женщины». Слово «Свами» означает «Господин». «Я называю вас Свами для того, чтобы обозначить ваш путь, а именно: вы становитесь господами себя. Это не значит сделать других рабами для вас, а только сделать себя господином самого себя», — объясняет Бхагаван.

Выросшие на философии борьбы и конкуренции, успеха и силы, но разочарованные этим разрушительным отношением к жизни, жители Запада в основном слушают послание Бхагавана с большим облегчением и благодарностью. Их целостный гешталь меняется от агрессии к восприимчивости, от борьбы к капитуляции и радостному принятию. Ибо многие годы западная психология двигается от анализа к целостному подходу, объединяющему тело и эмоции. Эта новая психология уходит своими корнями в «человеческое потенциальное движение» или «движение роста». Американцы и европейцы находят, что становление саньясинов добавляет духовный аспект к физическим и эмоциональным сторонам их поиска.

Сдаться Духовному Мастеру не означает сдаться его личной силе: это сдача божественной энергии, проводником которой он стал. Бхагавана не надо рассматривать как супермена, и он не требует ничего подобного. Он не занимается созданием расы сверхлюдей. В духовном контексте человек, называющий себя «Бхагаван», что означает «Бог», является не персоной, которая присваивает себе мантию Бога, но скорее человеческим существом, которое получает единство и целостность существования и превосходит все дуальности. Такая персона становится целостной, или святой. Однажды, когда спросили, рассматривает ли он себя как Бога, Бхагаван ответил с юмором:

«Нет, сэр, определенно нет! Даже если бы я был им, я отрицал бы это, потому что кто возьмет на себя ответственность за этот безобразный мир? Я не могу держать ответ за создание вас! Это был бы настоящий, подлинный грех!»

Для западного ума трудно понять, как живой, земной человек являет собой Бога или имеет силы, естественно ассоциируемые с Богом, так как Бога рассматривают как Творца, как фигуру Отца. В этой роли «Бог» переживается в основном как «другой», как отдельный и имеющий отдельное существование. Бхагаван не видит этот феномен в таких дуалистических терминах. Он объясняет, что Бог не существует отдельно как творец этого мира, потому что творение, творец и творчество едины. Существование — это единое, и, как говорит он, все существование божественно. Творение и творец нераздельны, как нераздельны танец и танцор.

На подобный вопрос: «Почему вы называете себя Бхагаваном?», он ответил:

«Потому что я есть. И потому что вы есть, и потому что Бог есть… Целое состоит из одного существа… Если вы сможете узнать Бога во мне, вы тем самым сделаете первый шаг к узнаванию его в себе».

Объясняя значение санскритского термина «Бхагаван», он говорит:

«Индийское название Бога („Бхагаван“) дословно переводится как „благословенный единый“, человек, который совершенен настолько, что познал свое собственное существо. Это не имеет ничего общего с созданием мира — я отрицаю всякую ответственность! — это просто означает человека, который узнал себя как божество».

Бхагаван переехал в шестиакровый ашрам, размещенный в городском районе Пуны (город, находящийся в восьмидесяти милях юго-восточнее Бомбея), в 1974 году. Перед этим он жил в своей квартире в Бомбее с 1970 по 1974 год. Даже тогда он был хорошо известен по всей Индии за свои яростные, изобличающие речи, но за пределами Индии его не знали. Несколько английских и американских психотерапевтов, прибывших в Индию в поиске новых прозрений, совершенствующих свой духовный рост, были среди первых представителей Запада, вошедших в контакт с Бхагаваном в Бомбее. Они нашли его просветленным мистиком, аутентичным человеческим существом, любящим Мастером, готовым помочь людям превзойти их бессознательное, обусловленное поведенческими схемами, и поплыть вперед — к состоянию Будды, или просветлению.

Просветление — это слово, свободно используемое в наши дни в духовных, ориентированных к росту, кругах. Бхагаван не обещает своим саньясинам ни просветления, ни блаженства. Он говорит, что каждый должен заслужить их посредством духовной работы, пройдя через обусловливающую и препятствующую боль, — блаженство и просветление не могут быть даны или переданы. Для того чтобы помочь ученикам на этом пути, Бхагаван придумал и ввел различные техники медитации, из которых динамическая медитация — это главная техника. Вследствие того, что люди живут сейчас фактически умственной и подавленной жизнью, Бхагаван делает особое ударение на тотальные, динамические методы медитации, включающие целостное телесно-умственное единство. Они направлены на разбивание социальных и психологических условностей и на освобождение бесчисленных эмоций и импульсов, благодаря энергичным, катарсическим методам, так, чтобы человек смог пережить молчание и медитативное состояние.

Большая часть управления и контроля над этим ширящимся движением находится в руках женщин. Бхагаван умышленно поставил женщин на авторитетные позиции. «Я не хочу, чтобы ашрам двигался по пути интеллекта, — объясняет он. — … Я хочу, чтобы он двигался с помощью женского сердца, потому что по мне быть женственным — это стать уязвимым, стать восприимчивым. Быть женственным — это стать пассивным, быть женственным — это позволить, быть женственным — это ждать. Быть женственным — это не напрягаться и не спешить, быть женственным — это быть в любви. Да, ашрам растет благодаря женщинам, потому что я хочу, чтобы это развивалось благодаря сердцу».

Журналисты с Запада часто пытались найти параллели между тем, что случилось в Джонстауне, и движением, растущим вокруг Бхагавана. «Может ли подобное случиться снова?» — спрашивали они.

Бхагаван рассматривает все ортодоксальные религии как антижизненные, как ориентированные к смерти. На его взгляд, ужас Джонстауна был выходом негативного отношения к жизни, увековеченного установленными религиями. Бхагаван следующим образом реагирует на Джонстаунский феномен:

«Это же я могу сказать и обо всем мире: вы не имеете права осуждать Джонса, потому что это то, чему все ваши церкви и храмы учили веками. Преподобный Джонс умер по-американски, скоро и быстро — и это все. Только я могу осуждать его…, потому что я учу жизни».

Бхагаван говорит, что он учит своих учеников тотально отличному виду смерти — смерти эго, как учили Будда Иисус и все другие просветленные существа Востока и Запада. «Я — для смерти ума, но не тела», — говорит он. — Я говорю:

«Умирайте каждое мгновенье умерщвляйте прошлое: поймите, что каждое мгновение есть новое рождение. В этой свежести вы будете связаны с Богом».

Последующие части представляют жизненную историю человека, который пережил смерть эго, преодоление ума и реализацию того, что является реальным. Его сострадание к окружающим его человеческим существам так же сильно и проникновенно, как и его страсть к истине. Он преодолевает сверхъестественное расстояние, чтобы разделить опыт и радость своего собственного пробуждения с любым, кто готов слушать, с любым, кто устал ото сна и разрушил иллюзии сновидений.

Рождение и семья

Отец Бхагавана — Бабулал, которого позднее назвали Дада, — родился в Тимарне в 1908 году в дигамбарской джайнской семье. Тимарне был и остается маленьким городком с шестью тысячами жителей в Мадхья Прадеш, штате, расположенном в центре Индии, в горной гряде Винджуил. Прекрасная река Нормада несет свои воды через весь штат.

Дедушка Бхагавана происходит из большой семьи, жившей первоначально в маленьком городке Басода. Басода был однажды поражен чумой, и все население подверглось эпидемии, во время которой умерли несколько членов семьи. Многие, включая отца Дада и дядю, уехали вместе со своими семьями. Они убежали в Тимарне, где жил дядя Дада. Тетя Дада также жила в Тимарне. Она помогла отцу Дада, заняв ему несколько рупий, на которые он смог закупить ткань. Благодаря этой помощи он начал свой маленький бизнес. Он грузил ткани на лошадь и продавал ее в деревнях. Позже эта тетя организовала женитьбу отца Дада и помогла ему найти и снять дом.

С ростом семьи ее положение становилось все более и более критическим. Отец Дада решил покинуть Тимарне и попробовать поискать счастье где-нибудь еще. Однажды он погрузил все свои пожитки на телегу и отправился со всей своей семьей в Кушваду, где жили родители его жены. Между Тимарне и Кушвадой находится город Гадарвара. Семья остановилась здесь. Городок был небольшим, но вполне преуспевающим — это был самый большой центр по производству зерна в районе. Отец Дада решил попробовать свой бизнес в этом городе, так в 1934 году они устроились в Гадарваре.

Дада и его отец много работали, чтобы сделать свою торговлю тканями успешной. Дедушка Бхагавана наслаждался своим бизнесом и занимался торговлей с чувством юмора. У Бхагавана есть очень нежные воспоминания об этом:

«Я помню моего дедушку. Он был торговец тканями, и вся семья всегда удивлялась тому, с каким наслаждением он торговал. Для него долгие часы работы были игрой с покупателями. Если что-то стоило десять рупий, он просил пятьдесят, заведомо зная, что это было абсурдом. И его покупатели тоже это знали: они знали, что цена этому десять рупий, и начинали торговаться с двух рупий. Затем торг мог продолжаться часами. Мои отец и дядя уже давно бы разозлились… Но у дедушки были свои собственные покупатели. Когда они приходили, то спрашивали, где дедушка, потому что покупки товара у него была забавой, игрой. Потерять одну, либо две рупии, больше ли, меньше ли — не в этом дело! Они тоже наслаждались этим».

Дада хотел получить образование, но оставил эту идею после четвертого класса ради того, чтобы помочь своему отцу в бизнесе. Однако он упорно помогал своим двум младшим братьям продолжать учебу — даже против желания отца, который хотел, чтобы они тоже помогали ему в бизнесе. Дада тайком накопил деньги для своего младшего брата Амритлала, так, чтобы Амритлал смог закончить высшую школу и поехать в город Джабалпур для учебы в колледже. Этот поступок Дада вызывал в семье некоторую тревогу. В 1932 году Амритлал принял участие в движении независимости, возглавляемом Ганди, и был заключен в тюрьму. Когда отец Дада и другие члены семьи узнали об этом, они были в шоке, считая, что если кто-нибудь из семьи попадет в тюрьму, то это вызовет ужасное волнение и несчастье. Дедушка Бхагавана был очень разгневан на Дада и упрекал Дада за то, что если бы Дада не помогал Амритлалу, Амритлал не доставил бы таких хлопот и не попал бы в тюрьму. Два брата Дада, Амритлал и Шикхарчанд, оказали большое влияние не Раджнеша. Амритлал со своим талантом и активностью был первым кумиром Раджнеша, который даже начал писать о нем поэму. Но Раджнешу был ближе младший дядя, Шикхарчанд. Шикхарчанд стал активным членом Конгресса, был вдохновленный его прогрессивной программой. Он верил в идеи социализма и отвечал за их распространение в Гадарваре. Юный Раджнеш какое-то время тоже разделял эти взгляды, вместе с Шикхарчандом он организовал несколько групповых митингов молодежи и вдохновил их участников принять социалистические идеалы. Естественно, что из-за своего активного участия в политическом движении Шикхарчанд не мог больше продолжать своего обучения в высшей школе.

Определяющим для всей жизни Дада было помогать другим продолжать образование. Именно он из всей семьи помог своим детям добиться ученых степеней в медицине, инженерном деле и науке.

Описание Дада, особенно его личных качеств, важно для этой истории только потому, что это в какой-то мере проливает свет на ранние годы Бхагавана, но и потому, что Бхагаван в своих поучениях часто приводит в пример своего отца. Отец Бхагавана был действительно привлекательным человеком. Он был хорошо известен в Гадарваре и как глава семьи, и как бизнесмен, и как горожанин. Его простота, доброта, мудрость и чувство юмора проявлялись настолько ярко, что не было никого, кто при встрече с ним не был бы поражен этим.

У Дада были две особенно присущих ему черты. Первое, он был очень нежен (чувствителен) по природе. Его распорядок дня включал утренние прогулки вдоль реки и двухчасовое плавание в ней. Ранние воспоминания об отце у Бхагавана ассоциируются с этими ежедневными прогулками:

«Первое, что я помню о нем… это то, что он будил меня в три часа утра; я был очень молодым тогда, и три часа утро были для меня самым сонным временем… Он будил меня в три часа утра и брал меня на прогулку. Это был его первый дар мне — Брахма Мухутра (время перед восходом солнца). Вначале это очень надоедало мне; я практически тащился позади него… но постепенно начал видеть и чувствовать красоту ранних утренних часов. Так я пришел к пониманию, что мгновения раннего утра нельзя терять. Возможно, Бог ближе всего к земле в эти ранние утренние мгновения».

Второе, Дада был очень дружелюбен и щедр ко всем. Одно из ранних воспоминаний Бхагавана о его отце относится к отцовской щедрости к друзьям и гостям, несмотря на то, что сам он был небогат. Каждый день у него были гости на обеде, даже если сам обед был организован на занятые деньги. Казалось, что главной целью его жизни было поделиться чем-нибудь. Бхагаван вспоминает один эпизод:

«Однажды он потерпел большие убытки. Я спросил его, как он перенесет этот убыток. Он сказал: „Я никогда не буду в убытке, потому что мой отец оставил мне только семьсот рупий, и до тех пор, пока они целы, я не мучаюсь — остальное может приходить и уходить. Эти семь сотен никогда не будут потеряны“, — он был абсолютно уверен в этом. Я попросил его контролировать свои расходы, но без толку — вечеринки и обеды продолжались. Он всегда был щедр».

Кроме того, Дада старался помочь людям, чем мог, в том числе и деньгами. У него был прогрессивный ум, и он был способен отвергнуть социальные предрассудки даже с риском остракизма. Но более всего у Дада преобладала духовная сторона. По мнению его младшего брата Амритлала, у Дада была репутация религиозного человека. Он ходил в храм, постился, читал писания. Но это была только внешняя сторона — внутренний его поиск выходил за рамки того, что имело отношение к храмам, книгам, и ритуалам. Последние десять лет своей жизни он медитировал ежедневно с трех до шести часов утра. Дада прожил свои последние годы в Шри Раджнеш Ашраме в Пуне, зачастую так глубоко уходя в медитацию в пятом-шестом часу, что мать Бхагавана всегда волновалась и старалась разбудить его вовремя, ибо утренний дискурс Бхагавана начинался в восемь часов. Несколько раз Дада оставался в медитации и пропускал дискурс.

Маме Бхагавана, Сарасвати Бай, сейчас шестьдесят семь лет. Люди спрашивают ее о Бхагаване и просят рассказать о его молодости, она отвечает им искренне и скромно. Свои чувства по поводу нескончаемых вопросов и того, что ее постоянно расспрашивают, она выражает так:

«Я удивляюсь, почему он родился в такой простой семье, ведь люди приходят и задают ему множество серьезнейших вопросов, а Бхагаван отвечает на них с такой мудростью… мы просто удивляемся — как смог такой родиться в нашей простой семье! И если бы у нас были более талантливые родители, мы могли бы написать так много о его жизни, могли бы хвалить его самыми разными способами. Но мы не умеем. Нам не по себе, когда задают вопросы. Люди засыпают нас вопросами, но мы не в силах ответить на них».

Она всегда была доброй хозяйкой, известной своим гостеприимством, и идеально дополняет мужа своим, радушием, с радостью принимая и родственников, и друзей.

Сарасвати была единственным ребенком в семье, поэтому она была очень дорога своим родителям. Кушвада, где они жили, — маленькая деревня с населением в семьсот человек. Она расположена в прекрасной долине гор Виндхия в Мадхе Прадеш. Отец Сарасвати был довольно богатым и очень добрым человеком. Помимо фермы, он работал в маленькой бакалейной лавке. В прошлом детские браки были очень распространены в Индии, и мама Бхагавана вышла замуж, когда была ребенком. У этой традиции была и юмористическая сторона, как рассказывает Бхагаван:

«Когда моя мама вышла замуж, ей было всего семь лет. Я не раз просил ее рассказать, что она при этом чувствовала, и она говорила: „Я не знаю, что происходило. Я просто радовалась, что что-то готовится, а они не давали мне ни шагу сделать из дома. И они закрыли меня на замок в тот день, когда должна была произойти сама церемония, потому что мне были интересны только оркестр, музыка и лошади. А люди все приходили…“ Я спрашивал и моего отца: „Что ты чувствовал?“ Он говорил: „Я не знаю — я только радовался скачкам“».

И вот, благодаря союзу этих любящих, простых и открытых людей, 11 декабря 1931 года в доме своих родителей в Кушваде Сарасвати родила очень красивого здорового ребенка. Мать была необыкновенно счастлива тем, что ее первенец оказался мальчиком. Новые родственники матери были также в восторге. Особенно новоявленный дедушка. Привлекательность и красота ребенка убедили дедушку, что в их семье родился царь из какой-то прошлой жизни, поэтому он спонтанно назвал его «Раджа», что означает «царь». Отец Сарасвати полюбил своего внука так сильно что не позволил ей увезти его с собой назад, в Тимарне, где она жила с Дада и его родственниками в обстановке постоянной борьбы за процветание своего бизнеса. Бхагаван так описывает это:

«Мое раннее детство прошло в доме моего дедушки по матери, и я очень любил дедушку и бабушку… они себя чувствовали очень одинокими, поэтому хотели оставить меня при себе. Так я оставался с ними до семи лет. Я относился к ним, как к моим матери и отцу. Они были очень богатыми и имели всевозможные удобства, поэтому я жил, как принц. Отец и мать взяли меня к себе только после смерти дедушки и бабушки. Я любил только их и получал любовь только от них».

Раджу редко брали в Тимарне. Младший дядя Бхагавана, Шикхардчан, сохранил воспоминания о том чудесном ощущении, когда Раджу впервые взяли в Тимарне — тогда ему было около шести месяцев. Шикхардчан был первым, кто взял ребенка на руки. Он приветствовал прекрасного ребенка с огромной радостью. Позднее именно он дал Радже новее имя Раджнеш Чандра Махам. До своей регистрации в школе мальчика звали Раджа; после этого люди стали звать его Раджнеш.

Рождение Раджнеша не было ординарным событием, ибо это было рождение человека, который и прежде приходил на землю в поиске Истины. Он и прежде путешествовал бесчисленными путями, прошел множество школ и систем. Его прошлое рождение было семьсот лет назад в горах, где у него была своя мистическая школа, привлекавшая учеников разных направлений и традиций из самых дальних стран. Мастер прожил сто шесть лет. Перед своей смертью он вошел в двадцатиоднодневный пост, который по окончании должен был привести его к просветлению. Но у него был выбор, он мог принять еще одно рождение перед окончательным исчезновением в вечности. Он посмотрел на своих учеников: среди них было много таких, которые остановились на половине пути и нуждались в помощи. И еще он видел великий потенциал, который должен был возникнуть после воссоединения Востока и Запада, тела и души, материализма и спиритуализма. Он видел возможность создания нового человека — человека будущего, тотально оторванного от прошлого. Он, который подошел так близко к предельному достижению, ради которого он работал так тяжело, так много жизней, решил прийти еще раз назад, в человеческое тело. Из-за своей чистой любви и сострадания он обещал своим ученикам, что вернется и разделит свою истину с ними и приведет их сознание к состоянию пробуждения.

Пленительный рассказ о предыдущем рождении Бхагавана стал известен совсем случайно, Бхагаван сам никогда не рассказывал никому об этом. Однако, много лет назад, когда его мать была в гостях у Рамлала Пунгали (в настоящее время ученик Раджнеша) в Пуне, он из любопытства спросил ее, помнит ли она что-нибудь особенное о детстве своего сына. Она рассказала ему. Она рассказала ему, что после рождения Раджнеш не кричал и не брал молока три дня.

Я поднял тот же самый вопрос снова во время интервью с матерью Бхагавана в октябре 1979 года и попросил ее вспомнить что-нибудь еще кроме того, что она раньше рассказывала у Пунгали. Она описала следующий случай:

«Да, он не брал молока три дня. Я очень сильно переживала, но не знала что делать. Все это время с ним были моя мама. Они поила его водой все три дня и просила меня не волноваться. Только на четвертый день после того как маме хорошо выкупала его, он взял грудь».

Я спросил ее, выказывал ли ребенок в течение этих трех дней признаки какого-либо недовольства, на что она ответила:

«Совсем нет, он оставался здоровым в течение всех трех дней».

Бхагаван объясняет это необыкновенное обстоятельство:

«Да, это правда. Семьсот лет назад, в моей предыдущей жизни была такая духовная практика: в течение двадцати одного дня я голодал перед смертью. После этого голодания я должен был оставить свое тело. Существовали особые причины для этого. Но я не смог завершить тот двадцать один день. Оставалось три дня. Те три дня я завершил в этой жизни. Эта жизнь — продолжение оттуда…

Когда оставались только три дня в той жизни, я был убит. Срок в двадцать один день не мог быть завершен, потому что я был убит как раз за три дня перед этим. И те три дня были упущены. В этой жизни те три дня были завершены».

Убийство, согласно Бхагавану, не было результатом какой-то враждебности или неприязни.

«Я участвовал много раз в различных дискуссиях, — говорит Бхагаван. — Точно так же, как евреи много раз пытались убить Иисуса, хотя у них не было вражды к нему, человек, который убил меня, не держал зла на меня. Он был пойман, и с ним обошлись, как с врагом».

Бхагаван продолжает:

«То убийство стало ценным. Во время смерти остались те три дня. После всех моих энергичных усилий во имя просветления в течение той жизни я стал способен достигнуть в этой жизни того, чего мог бы достигнуть в течение тех трех дней только после периода в двадцать один год. За каждый из тех трех дней в той жизни я потратил семь лет в этой жизни».

Замечательный пересказ предыдущей жизни Бхагавана семьсот лет назад открывает для нас целую проблему — существует или нет какая-либо основа для теории перевоплощений. Объяснение Бхагаваном этого вопроса основывается на его личном опыте, который имеет большое значение для всех серьезных искателей духовного пути, а также для людей, работающих в областях парапсихологии и изменений состояний сознания.

Как личность опять рождается в новом теле? Как возродился Будда? Как возродился Бхагаван после перерыва в семьсот лет? Как он измерил пространство и время между своим прошлым рождением и этим? Это всего лишь несколько вопросов, на которые Бхагаван дал тщательный ответ. «Я обладаю тайным видением, — говорит Бхагаван. — И Будда обладал тайным видением. Когда человек, подобный Будде, рождается, он рождается совершенно сознательным. Когда человек, подобный Будде, еще находится в матке, он уже сознателен».

Естественная смерть происходит в бессознательном состоянии, в котором умирающий человек совершенно не способен к переживанию или наблюдению процесса смерти. Свидетельствование возможно только в том случае, если человек переживал глубокую медитацию, в которой мог видеть себя или свое тело отделенным от сознания. Бхагаван объясняет, что это значит умереть и возродиться в полном сознании.

«Если вы сможете умереть в этой жизни в полном сознании, не становясь бессознательным в процессе умирания, — вы останетесь совершенно сознательным, вы увидите каждую фазу смерти, вы услышите каждый шаг и будете полностью осознавать, что тело умирает, ум исчезает, а вы остаетесь совершенно сознательным, затем внезапно вы увидите, что вы не в теле и ваше сознание покинуло тело. Вы сможете увидеть, что мертвое тело лежит здесь, а вы плаваете вокруг него.

Если вы сможете быть сознательным в процессе вашей смерти, это будет одной частью рождения, одним аспектом, а если в этом одном аспекте вы будете сознательны, вы также будете сознательны, когда попытаетесь понять происходящее. Вы будете плавать вокруг пары, занимающейся любовью, — и будете совершенно сознательны, вы будете входить внутрь матки совершенно сознательно. В этом случае ребенок понимает полностью то, что происходит. В течение девяти месяцев в материнской матке вы будете сознательны, но когда ребенок, подобный Будде, находится в матке матери, качество матери меняется. Она становится более сознательной… Мать немедленно чувствует изменение сознания».

Рассказывая о своем собственном опыте, Бхагаван соглашается как с Буддой, так и с Махавирой, что двумя величайшими формами страдания являются рождение и смерть. Но взгляд Бхагавана на боль рождения намного резче и основательнее, чем на смерть. Рассказывая о муках рождения, он говорит:

«Если вы сможете поверить мне, я скажу, что эта боль сильнее, чем смерть… и это потому, что рождение делает смерть возможной… рождение — это начало страдания, смерть же — его конец. Рождение более болезненно — и это так! И после девяти месяцев абсолютного покоя, расслабления отсутствия мучении, ничегонеделания, после этих девяти месяцев рождение — это такой внезапный шок, выбрасывающий вас наружу, такого шока для нервной системы никогда больше здесь не испытаете, никогда опять!»

Бхагаван вплотную столкнулся с трудностями нового рождения. Величайшим препятствием был поиск подходящей матки. «Для любого человека, который достигает определенной стадии развития, — говорит он, — очень трудно найти родителей, подходящих для нового рождения. Поскольку людям времен Махавиры и Будды вообще были свойственны высочайшие духовные качества, они не сталкивались с такими трудностями», — объясняет Бхагаван.

Продвинувшиеся души легко могли найти подходящие матки. В случае же Бхагавана преобладающий уклон в духовном сознании вызвал необходимость выждать определенное время, пока в Дада и Сарасвати он не обнаружил подходящий ему идеал родителей, обладающих духовными качествами, любящей природой, высокой сознательностью.

Бхагаван далее объясняет, как он вычислил разрыв в семьсот лет. Но вначале он вводит различие между природой временного измерения, когда продвинувшаяся душа находится в теле и когда она есть только сознание:

«Временное измерение начинается только в теле. Вне тела нет никакой разницы для вас — прошло семьсот лет или семь тысяч лет. Только после приобретения тела начинается это различие».

Отсюда, для того, чтобы вычислить промежуток между своей прошлой смертью и настоящим рождением, он использовал сложный метод: вычислил время с помощью наблюдения тех, кто был с ним в его прошлой жизни и кто мог через некоторое время возродиться вновь.

«Предположим, например, что определенный человек был известен мне в течение моей прошлой жизни (семьсот лет назад). Эти семь веков были моим отрывом от жизни, но он мог родиться десять раз. Однако имеются воспоминания его прошлых десяти рождении. Только на основании его воспоминаний могу я вычислить, как долго я оставался вне тела».

Отличие времени, измеренного, когда человек находится в бестелесном состоянии, от обычного Бхагаван поясняет так:

«Это похоже на то, как я в определенный момент иду спать и вижу сон. Во сне я вижу, что прошли многие годы, а вы будите меня и говорите, что я дремал лишь несколько мгновений. Во сне объем в несколько лет можно увидеть за одно мгновение. Временная шкала сонной жизни иная. Если сновидец не знает, когда он заснул, тогда трудно определить отрезок времени его сна после пробуждения. Это можно узнать только с помощью часов: например, когда я проснулся в предыдущий раз, было двенадцать часов, а когда сейчас я встал после сна, часы показывают только одну минуту первого. Иными словами, я могу узнать время только по тому, что вы тоже были здесь: нет другого способа познания. Точно так же только этим способом можно определить, что прошло семьсот лет».

Бхагаван подчеркивает, что в духовном плане очень существенно для индивидуальности узнать о своих прошлых жизнях, так, чтобы она могла начать свой поиск оттуда, где она остановилась раньше. Это может сохранить значительное количество энергии и времени в последующем поиске в настоящей жизни.

«Я вам рассказываю о моей предыдущей жизни не потому, что она имеет какую-либо ценность или вы можете узнать что-то обо мне. Я рассказываю вам об этом только потому, что это может побудить вас задуматься о себе и направить вас на поиск ваших прошлых жизней. Момент, в котором вы узнаете ваши прошлые жизни, может стать духовной революцией и эволюцией. Тогда вы начнете оттуда, где вы остановились в вашей прошлой жизни. Иными словами, тогда вы потеряетесь в бесконечных жизнях и достигнете тотального сейчас. Здесь будет одно только повторение».

Так как мы продолжаем нашу историю в следующей части, мы находим, что Раджнеш рос, как мог бы расти любой нормальный ребенок, но в то же время здесь было еще что-то особое, очень уникальное, отличающее его от других детей. Одна из характеристик, привлекшая наше внимание, это его тенденция с самого раннего возраста экспериментировать. Его интерес к людям, его острое наблюдение человеческой природы, его творчество и его собственный поиск Реальности были факторами, которые способствовали его житию прямо и непосредственно. Его поиск дал ему сверхъестественные прозрения и окружающего мира, и человеческой психики. С каждым прозрением он становился ближе и ближе к окончательной реализации Того, Что Есть.

Молодость: годы приключений

Даже будучи ребенком, Раджнеш жадно искал истину. На его поиск значительное влияние оказали несколько столкновений со смертью. Первый раз он пережил шок смерти в возрасте пяти лет, когда умерла его младшая сестра Кусу: Раджнеш очень любил ее. Он был так потрясен ее смертью, что отказался от пищи и вел себя, как настоящий джайнский монах, одетый только в повязку вокруг бедер и с нищенской сумой. Его мать так описывает эту сцену:

«Он попросил нас всех сесть с едой. А сам, одев монашескую одежду, стал ходить из одного конца в другой, прося пищу с сумкой в руке».

И только после долгих увещеваний маленький Раджнеш смог вернуться к своему нормальному поведению.

Большую часть подобных потрясений, которые Раджнеш приравнивал к своей собственной смерти, были частью его собственных экспериментов. Три наиболее значительные из них были предсказаны астрологами. Дедушка Раджнеша консультировался у очень известного астролога, который после изучения астрологической карты Раджнеша предсказал, что ребенок может умереть после семи лет. Он считал, что нет смысла тратить попусту время на карту для человека, которому предназначена такая короткая жизнь, и поэтому не стал продолжать работу. Астролог сам вскоре умер, но его сын продолжил работу над картой Раджнеша. Сын также был озадачен и объявил, наконец, что ребенок будет сталкиваться со смертью каждые семь лет и совершенно определенно умрет в возрасте двадцати одного года. Эти предсказания, естественно, опечалили родителей Раджнеша и семью.

И, как указывает Бхагаван, астрологи были по-своему правы. Семь, четырнадцать и двадцать один были годами, в которые Бхагаван с каждым разом имел все более глубокое переживание смерти. Мы уделим здесь внимание только событиям и переживаниям Раджнеша, случившимся на седьмом и на четырнадцатом году его жизни. Переживание возраста двадцати одного года, предельное переживание, кульминацию предыдущих переживаний смерти, мы опишем в четвертой части.

Рассказывая о первом, наиболее глубоком переживании смерти, Бхагаван говорит:

«В возрасте семи лет я выжил, но я глубоко пережил смерть — не мою собственную, но смерть моего дедушки по матери. Я был так привязан к нему, что воспринял его смерть, как свою собственную».

Глубокая любовь, которую маленький Раджнеш испытывал к своему дедушке, была обоюдной. Раджнеш, бывший сыном для старика, вплотную пережил и преодолел процесс смерти своего любимого дедушки. Вот его собственные слова:

«Во время первой атаки смерти на моего дедушку он потерял речь. Двадцать один час мы ждали и надеялись, однако улучшение не наступило. Я помню, как он боролся с собой и пытался что-то сказать, но не мог. Он хотел что-то рассказать, но не мог рассказать. Мы повезли его в город на повозке. Медленно, одно за другим, покидали его чувства. Он умер не сразу, а умирал медленно и болезненно. Сначала остановилась речь, затем слух, затем он закрыл глаза. Я был рядом с ним в повозке, и все это происходило на моих глазах, а расстояние было длинным, в тридцать две мили.

Все, что происходило тогда, происходило по ту сторону моего понимания. Это была первая смерть, которую я видел, и я даже не понимал, что он умирает. Но постепенно все чувства покинули его, и он потерял сознание. Когда мы подъехали к городу, он был уже наполовину мертв. Он продолжал дышать, но все остальное было потеряно. Он больше не приходил в сознание, но в течение трех дней продолжал дышать. Он умер бессознательным.

Его медленная утрата чувств и его окончательная смерть очень глубоко врезались мне в память».

Для Раджнеша исчезновение его любимого дедушки было подобно крушению всего мира. Бхагаван продолжал описывать, как он чувствовал смерть своего дедушки:

«Когда он умер, я почувствовал, что было бы предательством есть. Теперь я не хотел жить. Это было детством, но посредством этого произошло что-то очень глубокое. В течение трех дней я лежал без движения, я не мог встать с кровати. Я говорил: „Если он умер, я не хочу жить“. Я выжил, но эти три дня были переживанием смерти. Умерев тогда, я пришел к пониманию, и теперь я могу говорить об этом, хотя в то время это было только неясное переживание. Я пришел к ощущению, что смерть невозможна…»

Когда однажды его спросили, какое событие дало ему толчок к духовному развитию. Бхагаван ответил так:

«Такого события нет. Это происходит много раз. Бывает, какое-то событие производит переворот в жизни человека. В моей жизни не было такого события, которое можно назвать причиной такой перемены. Однако самое ценное воспоминание в жизни это то, которое касается смерти».

То, что произошло с его любимым дедушкой, привело его к более глубокому осознанию феномена смерти. Так, он говорит. «Смерть пристально посмотрела на меня еще прежде, чем начался ход жизни». Бхагаван добавляет дальше, что «для меня возможность становления какого-либо моего центра была разрушена с первых шагов моей жизни. Первый центр, который образовался, был разрушен». Эта смерть вызвала глубокое изменение в Раджнеше как в индивидуальности. Это было так, как если бы почва ушла из-под ног, и возник облик реальности. Разрушение интимной, глубоко сердечной связи принесло, помимо этого, свободу быть тотально собственной самостью — быть одиноким.

Бхагаван показывает это так:

«„Фактичность“ одиночества охватила меня с семи лет. Одиночество стало моей природой. Его смерть освободила меня навсегда от всех отношений. Его смерть стала для меня смертью всех привязанностей. С этого времени я не смог бы образовывать узы отношений ни с кем. Всякий раз, когда мои отношения с кем-либо приближались к интимным, та смерть пристально смотрела на меня».

Здесь необходимо понять, что смерть не сделала его негативным по отношению к другим. Он только перестал рассматривать других в контексте связывающего отношения. Отсюда, «смерть» стала контекстом каждого живого существа, с которым он вступал в близкий контакт. Он постоянно осознавал с тех пор, что человек, к которому он чувствует близость сегодня, может легко уйти завтра.

Размышляя дальше о смерти своего дедушки, Бхагаван говорит:

«Это событие можно считать первым, оставившим глубокий отпечаток и оказавшим сильное влияние на мой ум. С тех пор это было всегда со мной, каждый момент сознания жизни неизменно ассоциировался с сознанием смерти. Соответственно, быть или не быть имело одинаковую ценность для меня».

Чувство одиночества имело значительные последствия для его естественного роста. Настоящая реальность смерти и тщетность поиска какой-либо постоянной связи подвели его ближе к пониманию, что в становлении одинокий человек также становится по-настоящему счастливым. Вот как Бхагаван объясняет это:

«С того времени, каик первое ощущение одиночества становилось все глубже и глубже, нечто новое начало происходить в моей жизни. В тот первый раз одиночество было для меня только несчастьем, по постепенно оно перерождалось в счастье… С тех пор я не страдал ни от какого несчастья».

Для него становилось очевидным, что его одиночество на самом деле было состоянием становления, центрированным в его собственной самости. Это было состояние, в котором он не стремился почувствовать независимость от других. В действительности это была свобода от независимости, которая сделала его постоянно счастливым. Он подтверждает:

«Не было другого способа, кроме возвращения к моей собственной самости. Я был, так сказать, отброшен назад к моей собственной самости. Постепенно это делало меня все более и более счастливым. Я почувствовал, что близкое наблюдение смерти в столь нежном возрасте стало благословением к изменению меня».

После смерти дедушки Раджнеш начал жить со своими родителями и семьей в Гадарваре. В то время Гадарвара был маленьким городом с населением в двадцать тысяч жителей — оно с тех пор удвоилось. Город находится в шестидесяти милях от города Джабалпур. Его горожане — главным образом купцы, приверженцы индуистской религии, а сам город окружен маленькими деревнями. В нем есть начальная школа и публичная библиотека.

Раджнеш был принят в Гандж Праймери Скул Гадарвары в возрасте семи лет. Но даже в этом раннем возрасте он находил традиционное школьное образование слишком узким и ограниченным для своего творческого интеллекта. По этой причине в течение двух лет его не могли убедить в необходимости регулярного посещения школы. Его мама рассказывает, что ради того, чтобы не пойти в школу, он мог придумывать любую историю. Однажды он пришел домой плача и сказал, что не пойдет в школу снова, потому что учитель применил к нему физическое наказание. Мама была потрясена и попросила младшего дядю Раджнеша Шикхарчанда пойти и немедленно поговорить с учителем. Дядя взял маленького Раджнеша с собой и направился к школе, но по дороге Раджнеш рассказал ему, что притворился и что учитель не наказывал его. Он просто не хотел идти в школу.

Раджнеш никогда не одобрял отупляющего и бессмысленного образования и бездарных учителей. Он отвергал всю систему с самого начала. Он не видел ничего ценного в обучении, ничего большего, чем просто слова или бессмысленные детали, ничего, что помогло бы ему в своем внутреннем поиске. Он стал совершенно безразличным к школьному курсу обучения и испытывал большую антипатию к изучаемым предметам. Бхагаван так описывает свои чувства к этому обучению:

«Начиная с детства, я не интересовался ни одним предметом в школе — отсюда мое плохое знание истории! Меня всегда озадачивало, почему мы должны были помнить эти глупые имена, почему, на кой ляд, нас заставляли помнить имена некоторых людей, даты, точные даты, точные имена..? А все, что эти люди сделали, такое безобразное! История — это ахинея! Почему же нас заставляли? Поэтому я почти никогда не присутствовал на уроках истории. Я никогда не интересовался уроками языка, любого языка.

Весь мой интерес с самого начала заключался в том, как превзойти ум. Никакая история не может помочь, никакая география, никакая математика, никакие языки — ничто не может помочь. Все эти вещи не существенны. Все мое существо двигалось в совершенно другом направлении».

Раджнешу было бы трудно связать себя с каким-либо учителем, потому что он не мог найти никого, способного понять его нужды или кто пережил бы его желание поиска. Эта ситуация так же, но другим образом отбросила Раджнеша назад к его центру — он однажды опять обнаружил себя одиноким.

«Я не мог принять никого в качестве моего учителя, — объясняет Бхагаван, — хотя я всегда был готов учиться, но я не нашел никого, кого смог бы назвать „мой Мастер“». Феномен смерти, который он наблюдал так ярко и близко, продолжал для него оставаться загадкой, глубокой тайной, и он искал кого-либо, кто смог бы рассказать ему, что такое смерть. «Все, кого я находил, — продолжает Бхагаван, — были очень сильно вовлечены в жизнь. Никто из тех, кто не видел смерти, не мог стать моим учителем. Я хотел уважать их, но не мог. Я мог уважать реки, горы и даже камни, но не человеческие существа… Я не встретил такого учителя, которого мог бы просто уважать, потому что никогда не чувствовал в них ничего, связанного с абсолютной истиной, что без этой жизни могло бы иметь хоть какое-то значение… Я никогда не чувствовал, что я был маленьким ребенком и что я могу остаться под чьим-либо руководством и зашитой. Нет, это не значит, что я ни к кому не ходил. Я ходил ко многим людям. Но всегда возвращался ни с чем и чувствовал, что все то, что мне было сообщено, я уже знал. Не было ничего такого, чему я мог бы научиться от них».

Раджнешу это создало некоторые трудности. Часто его рассматривали как эгоиста и наглеца, грубияна и даже мятежника. Часто он попадал в затруднительные ситуации. Но была и другая сторона этого — и очень важная. «Я был отброшен к себе и с другого направления также, — говорит Бхагаван, — потому что я никогда не верил и не чувствовал, что истине можно научиться от других. Был только один путь обучения — учиться у себя самого».

С первого же класса Раджнеш стал известен своим прекрасным почерком и способностью к рисованию. Он начал читать газеты и журналы во втором классе и стал членом публичной библиотеки — самым молодым ее читателем. Тогда же, в начальной школе, Раджнеш проявил свой поэтический талант, умение сочинять короткие рассказы, писать статьи и фотографировать. В шестом классе Раджнеш издавал рукописный журнал «Праньяс», что означает «Усилие».

Его необычайное умение рассказывать истории сделало молодого Раджнеша популярным; особенно хорошо он умел пересказывать детективные истории. Свами Агеха Сарасвати, друг детства, с любовью вспоминает о тех днях в школе, когда весь урок по просьбе друзей Раджнеш мог рассказывать своим товарищам-студентам сенсационные детективы.

Река, что течет через Гадарвару и называется Шаккар (что означает «сахар», так как у нее сладкая вода), играла огромную роль для тела и души Раджнеша. Он играл в ней и с нею в любом настроении. Все его существо было связано с рекой и с тем, что ее окружало. Он очень поэтически описал свое отношение к реке:

«В детстве я вставал очень рано, чтобы поскорее пойти к реке. Это была маленькая деревня. Река здесь очень, очень ленивая, как будто не течет совсем. И утром, когда солнце еще не поднялось, вы не смогли бы увидеть — течет она или стоит, такая она ленивая и тихая. Спозаранку, когда здесь никого нет и купальщики еще не пришли, вокруг такая тишь! Даже птицы не поют — рано, ни звука, все пронизано тишиной. И запах деревьев манго висит над всей рекой.

Я приходил сюда, в самый дальний уголок реки, просто посидеть, побыть там. Там не надо было ничего делать, просто находиться там было достаточно, это такое прекрасное чувство быть там. Я мог купаться, мог плавать, а когда солнце поднималось, мог перейти на другой берег, где было море песка, и греться, лежа под солнцем, а иногда даже спать».

Когда мама спрашивала его, что он делал утром, Раджнеш мог сказать «ничего». Неудовлетворенная, мама повторяла вопрос. Бхагаван говорит:

«Моя мама настаивала, что я должен был что-нибудь делать, и когда я говорил: „Хорошо, я купался и сох на солнце“, — она была удовлетворена. Но я — нет, потому что происходившее там, на реке, нельзя было выразить словами „я купался“ — эти выглядело так бедно и невзрачно. Игра в реке, парение в реке, плавание в реке было таким глубоким переживанием, что сказать просто „я купался“ значило лишить смысла все это, а сказать: „Я ходил туда, гуляя по берегу, сидел там“, — значит не передать ничего».

Раджнешу повезло: он нашел человека, бесконечно любившего реку. Этот человек дал молодому Раджнешу первые уроки плавания, и он же научил его чувствовать реку. Способ, каким этот искусный пловец учил его плавать, дал молодому Раджнешу поистине проникновенное переживание тайны тотального бытия. Вот как Бхагаван описывает это:

«В детстве меня послали к мастеру по плаванию. Он был лучшим пловцом в городе, и я никогда не сталкивался с человеком, который бы так страстно любил воду. Вода была богом для него, он поклонялся ей, и река была его домом. Вы могли найти его на реке рано, в три часа утра, вы могли бы найти его и ночью, сидящим, медитирующим на берегу реки. Он не представлял себе жизни без реки.

Когда меня привели к нему — я хотел научиться плавать, — он что-то почувствовал, взглянув на меня. Он сказал: „Нельзя объяснить, как научиться плавать. Я могу только бросить тебя в воду, а ты попробуй выплыть своим собственным способом. Нет способа, каким можно было бы научиться этому — этому невозможно научиться. Это навык, а не знание“.

И все, что он сделал, — это бросил меня в воду, а сам остался на берегу. Два или три раза я шел ко дну и чувствовал, что тону. Он как раз стоял там — он мог, но даже не пытался мне помочь! Конечно, когда поставлена на карту ваша жизнь, вы делаете все, что можете. Так и я начал бить руками по воде, это произошло случайно, лихорадочно, но навык появился. Когда жизнь висит на волоске, вы сделаете все, что можете, причем сделаете тотально — тогда все происходит!

Я мог плавать! Я был так рад! „В следующий раз, — сказал я, — не надо бросать меня в воду, я сам прыгну“ Теперь я знал, что существует естественная плавучесть тела. Это вопрос не плавания — это только вопрос настройки в унисон с водной стихией. Однажды вы попадаете в тон с ней, и это спасает вас».

Свами Агеха Сарасвати вспоминает пережитые ощущения из детства с Раджнешем:

«Было очень приятно проводить ночи у реки с Бхагаваном. Это было большей частью невероятное, а иногда пугающее переживание, потому что никто из нас, его друзей, не представлял, что он будет делать, странствуя по берегам реки. Он был или тотально непредсказуем или, наоборот, чрезвычайно спонтанен, но мы следовали за ним с полным доверием и с нервной дрожью в предвкушении приключений.

Мы отлично проводили время с Бхагаваном, плавая в реке. Даже когда река сильно бурлила, Бхагаван мог предложить нам прыгнуть в нее и плыть на другой берег. И не только это: он мог попросить нас доплыть до какой-то определенной точки на том берегу; мы никогда не могли сделать этого, так как поток реки был таким сильным и течение таким бурным, что мы всегда проплывали на несколько миль установленную точку. Бхагаван же никогда не отступал от избранного направления и всегда просил встречать его у назначенного места».

Река служила Бхагавану и убежищем. Когда он чувствовал глубокую печаль, он всегда приходил к реке и погружался в медитацию. Его друзья хорошо запомнили два случая, когда умерла подруга его детства Шаши и еще, когда в январе 1948 года был убит Махатма Ганди. Услышав о смерти Ганди, Раджнеш рассказывал об этом друзьям с огромной печалью и даже плакал. В тот вечер они пошли к реке и долго медитировали.

Для Раджнеша река и все, что ее окружает, было идеальным местом для глубокой медитации. Однажды, когда его спросили, делал ли он какую-либо садхану (духовную практику), Бхагаван рассказал интересную историю. Когда кино было еще новостью для Гадарвары, показ мог длиться по четыре-пять часов или даже больше — из-за такого режима проектор часто ломался. Раджнеш вечером уходил из дома пораньше и говорил семье, что идет в кино. Но на самом деле проводил вечер, отдыхая на песчаном берегу реки совершенно нагим. В семье не интересовались его поздними возвращениями, так как знали обстановку в кинотеатре.

Так, его близость к реке была большим переживанием бытия в состоянии полной и глубокой релаксации. Это помогло ему перейти на более глубокие уровни сознания.

Как и всякий ребенок, Раджнеш испытывал к смерти огромный интерес. Он часто следовал за людьми, везущими мертвое тело к месту кремации. Когда родители спрашивали его, почему он все время ходит на чужие похороны, он говорил «Человек меня не касается. Смерть — вот это прекрасный феномен, причем один из самых таинственных. Человек не должен пропускать это». Стараясь пояснить это, Бхагаван говорит: «Прослышав, что кто-то умер, я всегда старался прийти, чтобы наблюдать, ожидать, свидетельствовать то, что происходит». Он видел и слышал, как люди философствуют по поводу смерти и цитируют писания. Этот вид глупости раздражал Бхагавана.

«Я начал чувствовать, что ведь они уклоняются. Как участвуя в дискуссии, они уклоняются от этого феномена. Они не видят смерть человека. А это здесь! Смерть здесь, а вы обсуждаете это! Что за дураки?»

Свами Агеха Сарасвати подтверждает то, что мальчиком Раджнеш по ночам часто уходил один на кремационную землю и лежал там целыми часами.

Видя эту экстраординарную тенденцию в поведении сына, родные опять забеспокоились по поводу предсказания смерти Раджнеша, особенно когда ему наступило четырнадцать лет. И на этот раз тоже Раджнеш выжил физически, хотя опять столкнулся со смертью уже сознательно. Он сообщил семье, что, согласно предсказанию, смерть наступит обязательно, поэтому будет лучше, если он подготовится к ней. Он решил встретить смерть на полпути, столкнуться с ней сознательно. Родители были шокированы и озадачены, услышав это, но не стали вмешиваться в его планы.

Раджнеш твердо решил выполнить свой план. Сначала он пошел в школу и попросил о семидневной отлучке. Он сказал директору, что идет умирать. Тот не мог поверить своим ушам. Думая, что Раджнеш хочет совершить самоубийство, он потребовал объяснения. Раджнеш рассказал директору о предсказании астрологом возможности своей смерти в четырнадцать лет и сказал: «Я отлучаюсь на семь дней, чтобы ждать смерть. Если смерть придет, то хорошо бы встретить ее сознательно, так, чтобы она стала опытом». Директор был поражен, но согласился.

Затем Раджнеш пошел к руинам старого, стоявшего на отшибе деревни храма. Священник заботился о храме, как мог. Раджнеш попросил его приносить раз в день какую-нибудь пищу и воду, в то время как он будет лежать в храме, ожидая смерти.

Это было прекрасное переживание для Раджнеша. Действительная смерть не наступила, но Раджнеш сделал почти все возможное, чтобы «стать мертвым». Он прошел через несколько страшных и необычных ощущений. Многие вещи произошли с ним, но, как говорит Бхагаван, «основным было следующее наблюдение — если вы чувствуете, что умираете, вы становитесь спокойны и молчаливы».

Некоторые из его переживаний были бесподобны! Бхагаван рассказывает о том, как человек относится к страху смерти:

«Я лежал. На третий или четвертый день в храм заползла змея и попала в мое поле зрения: я видел ее. Но не было страха. Змея подползала ближе и ближе и мне стало как-то не по себе. Но страха не было. И я подумал: „Когда смерть приходит, она может прийти и через эту змею, так чего бояться? Жди!“

Змея переползла через меня и уползла прочь. Страх исчез. Если вы принимаете смерть, то страха нет. Если вы цепляетесь за жизнь, то страх будет с вами».

Если однажды смерть принята как реальность, ее принятие сразу отводит вас на определенную дистанцию, с которой человек начинает наблюдать поток событий в жизни как простой зритель. Это возносит человека над болью, печалью, мучениями и отчаянием, которые, как правило, сопровождают это событие. Бхагаван описывает свои чувства, связанные с таким состоянием отрешения:

«…Вокруг все время летали мухи, они ползали по телу, по лицу. Иногда я чувствовал раздражение и хотел их стряхнуть, но потом подумал, какой в этом прок? Рано или поздно я буду умирать, и тогда здесь не будет ни одного человека, никто не защитит моего тела. Так пусть мухи делают свое дело.

В тот же момент, когда я это подумал, раздражение исчезло. Мухи продолжали ползать по моему телу, но это было так, как будто они меня не касались. Это было так, как будто они ползали на каком-то другом теле. Появилась дистанция. Если вы примете смерть, дистанция появится. Жизнь отойдет со всеми ее тревогами, раздражениями, делами».

Но это совсем не означает, что Бхагаван верил в предсказание астролога. И все же оно благоприятствовало его побуждению исследовать смерть, понять ее экспериментально. Бхагаван заключает:

«Физически я, конечно, однажды умру. Однако это предсказание астролога помогло мне очень сильно, потому что оно помогло мне осознать смерть очень рано. Я мог непрерывно медитировать и непрерывно принимать то, что это наступит».

Таким образом, интенсивно и медитативно проходя через переживание умершего существа, Раджнешу стало совершенно ясно, что, даже несмотря на то, что его тело стало мертвым в смысле своей неспособности отвечать на какой-либо внешний раздражитель, его сознание оставалось абсолютно ясным. Он размышляет:

«Я умер на пути, но пришел к пониманию, что нечто бессмертное все-таки здесь есть. Однажды вы примете смерть тотально, и вы станете сознавать ее».

Раджнеш использовал реку и для того, чтобы столкнуться лицом к лицу со смертью. Его дядя, друзья и родственники вспоминали, как он мог прыгнуть в самое опасное место реки и переплыть ее, как он мог вскарабкаться вверх по мосту высотой в семьдесят футов и оттуда спрыгнуть в мчащуюся реку. Одним из его наиболее опасных экспериментов был прыжок в водоворот. Для него самого падение в водоворот было «одним из наиболее прекрасных переживаний». Бхагаван сам описывает природу водоворота и свое переживание, связанное с ним:

«В реках, особенно когда они поднимаются в период дождей, обнаруживается много водоворотов, очень мощных и крутых. Вода закручивается и вращается подобно винту. Если вы попадаете в водоворот, вас захватит, потянет ко дну, и чем глубже вы будете погружаться, тем сильнее будет затягивать водоворот. Естественная реакция эго — конечно же, бороться, потому что водоворот похож на саму смерть. Эго пытается бороться с водоворотом, и если вы боретесь с ним в поднявшейся реке или перед водопадом, где таких воронок много, вы неизбежно пропадете, потому что водоворот очень силен. Вы не сможете преодолеть его.

И это является феноменом водоворота: поверхность водоворота велика, но чем глубже вы идете, тем уже и уже он становится — сильнее, но уже. И почти у дна воронка так мала, что вы можете очень просто выйти из нее без всякой борьбы. Фактически около дна воронка сама выбросит вас. Но надо дождаться дна. Если вы боретесь на поверхности, то как бы вы ни старались, вы не сможете выжить. Я пробовал со многими водоворотами: это переживание прекрасно».

Это описание дает нам картину проникновения Бхагавана в природу смерти. Чем больше человек борется со смертью, тем больше у него шансов быть закрученным и поглощенным ею, но если, вместо сопротивления ей, человек позволяет сам себе идти глубже внутрь самосозерцания, то он или она уверенно выйдет из этого страшного переживания. Когда человек проникает в тайны смерти и достигает ее дна, он автоматически возвращается невредимым и свободным от страха перед ней.

Либо благодаря плаванию в реке, либо в поисках новых приключений, Раджнеш долгое время оставался лидером ужасной шайки мальчишек — они любили и уважали его безгранично. Он был не только их вожаком, но и их наставником и руководителем. Они удивлялись остроте его ума, мужеству, его творческому духу. Раджнеш относился с любовью к своим друзьям и всячески заботился о них. Он не только сам экспериментировал с чем-то новым, но и побуждал своих друзей делать что-нибудь новое каждый день, избегая повторений. Он постоянно напоминал им, что надо бороться против суеверий и лицемерия.

Раджнеш и его шайка так прославились в городе своими бесстрашными экспериментами, что даже местные воры и убийцы, как говорят его друзья, избегали враждовать с ним. Еще они любили угадывать кого-нибудь. Они были активны всегда, в любое время дня и даже в лунные ночи. Могли устроить шутку с освобождением всех ослов города и после этого кататься на них до рассвета.

Поток жалоб от негодующих горожан дошел до родителей Раджниша. Его отец, услышав истории о своем проказнике-сыне, был скорее смущен тем, что не знал, как к этому отнестись, ведь большинство жертв не высказывали ничего более серьезного, чем жалобы на незначительно задетое самолюбие. В общем отец не обращал на это никакого внимания, за исключением одного случая, когда он в раздражении запер своего сына в туалете. Он запретил Раджнешу выходить до тех пор, пока тот не смягчится, но это наказание привело к совершенно противоположному эффекту, потому что сын остался полностью удовлетворен тем, что его оставили в покое и он мог один наслаждаться в компании с самим собой. Он оставался запертым несколько часов и не подавал никаких признаков жизни. Когда отец спросил встревожено, все ли в порядке, Раджнеш сказал ему спокойным голосом, что волноваться нет причин и что он был бы счастлив оставаться здесь сколько угодно.

Однажды учитель решил наказать Раджнеша за опоздание в школу, заставив его обежать вокруг школьной территории. Мальчик продолжал приходить поздно и наслаждался этим упражнением изо дня в день — до тех пор, пока, наконец, учитель не отменил наказание.

Впервые Раджнеш взбунтовался в школе, когда учился в седьмом классе. Директор школы был известен жестокими дисциплинарными требованиями и проявлял особую строгость в соблюдении правил и постановлении школы. Свободный дух Раджнеша не принимал никакой предписанной дисциплины — он верил только в спонтанную самодисциплину. В этой школе каждый должен был носить матерчатую шапку, и только Раджнешу все же было разрешено носить шерстяную. Но однажды Раджнеш вошел в кабинет директора и спокойно объявил, что впредь обязательная матерчатая шапка не должна быть атрибутом ученика — если будут продолжать требовать постоянного ношения шапки, ученики объявят забастовку. Директор, должно быть, понял ситуацию правильно, потому что с того дня никто больше не заставлял учеников носить эти шапки. Позднее Раджнеш объявлял еще несколько протестов в школе против других бессмысленных правил, жестокой дисциплины и лицемерного поведения учителей.

Бунтарство Раджнеша проявлялось и в виде проделок, целью которых большей частью было показать лицемерное общество, выпустить пар из их эго. Его хитрости и дразнилки не были злорадными, в его намерения никогда не входило причинить боль кому-нибудь; все, что он делал, исходило из самых добрых чувств. На поверхности его энергия, казалось, была направлена на личность, но в действительности он направлял ее на древние предрассудки и эгоистическое поведение. Личность никогда не была его мишенью: он атаковал только застывшие шаблоны. То, что Раджнеш делал в своем маленьком родном городке, то есть когда он отпускал острые шутки, он делает и сейчас, когда смеется над священниками и папой, пандитами и политиками.

Природу и качество раджнешевского юмора можно рассмотреть на примере следующей истории, рассказанной его другом Свами Агеха Сарасвати. На этом примере можно увидеть, как он вербовал непосредственных участников для своего изучения человеческого поведения. Ему было свойственно получать наслаждение от того, что он позднее назвал «подвергнуть действию праведную жертву».

В Гадарваре был врач, который выставил дощечку со своим именем и длинным списком своих академических степеней. Раджнеш и его друзья определили, что когда доктор был в своем офисе, то ему слышно, как читают его имя и степени с другой стороны улицы. Шайка действовала по раджнешевской инструкции: каждый раз, когда один из них проходил мимо офиса доктора, он громко читал вслух всю табличку. Замечая это, доктор раздражался — но насмешник уже уходил. Со временем доктора так стала раздражать эта ситуация, что он пожаловался родителям молодых проказников. Когда родители разобрались, в чем дело, то не нашли в нем ничего оскорбительного, разве что это было немного через край, и в итоге вскоре сами развеселились от всего этого. История разошлась по всему маленькому городку, и доктор, по-видимому, понял, что его вывеска была проявлением чистейшего тщеславия и эгоизма. Он вскоре снял ее.

Раджнеш был против британского господства над Индией. Еще один друг его детства, Гулаббхай, поделился своими воспоминаниями и рассказал, что молодого Раджнеша глубоко задевала политическая и социальная несправедливость, царящая в Индии. Гулаббхай дружил с Раджнешем с 1940 по 1950 годы. Он на десять лет старше Бхагавана и в настоящее время по-прежнему является его учеником. Он занимался небольшим бизнесом в Гадарваре.

«Мужество и бесстрашие были замечательнейшими качествами Раджнеша, — говорит Гулаббхай, — … и мы всегда восхищались тем, как мужественно он выявлял пороки общества. Несмотря на то, что Бхагаван был моложе некоторых из нас, мы относились к нему с трепетом и большим уважением. Тот вид бунтарства, который Бхагаван показывает сейчас в таком широком диапазоне, мы наблюдали в меньшем объеме в наши школьные дни».

Согласно Гулаббхаю, Раджнеш никогда не проявлял никакого интереса к участию в политике — для него главным было смело выступать против угнетения, несправедливости и лицемерия. Даже несмотря на то, что он был против британского правления, он никогда не был членом борцов за свободу в рядах партии Конгресса или какой-либо другой политической партии — у него всегда был свой независимый голос.

Раджнеш восхищался Махатмой Ганди за его искренность и неустанные усилия, но никогда не разделял с Ганди идеи идиосинкразии. Далее в этой книге мы рассмотрим критику Ганди Бхагаваном.

Тем не менее, в 1940 году представитель Индийской Национальной Армии (ИНА), которую возглавлял Субхаш Чандра Бос, встретился с Раджнешем и его дядей Шикхарчандом. Он вдохновил его создать молодую ветвь ИНА, и Раджнеш стал ее капитаном. Кроме того, некоторое время Раджнеш был членом другого националистического движения — Раштрийя Свайямсопак Сигх (РСС), но тоже не задержался в нем надолго. Фактически он покинул как ИНА, так и РСС потому, что не мог принять никакую внешнюю дисциплину, идеологию или систему.

Экспериментирование было такой же большой частью раджнешевской жизни, как и его бунтарство. Каждый день он делал что-либо новое, другое — поиск продолжался на всех уровнях. Он экспериментировал со сном, выбирая непривычные часы для подъема и отхода ко сну, он пробовал голодать, есть в необычные часы, он медитировал, стоя в реке, в лесу, под проливным дождем, он успешно экспериментировал с гипнозом.

«Часто Раджнеш привлекал к своим экспериментам друзей», — говорит еще один друг детства Бхагавана, Свами Сукхрадж Бхарати. Например, рассказывает Сукхрадж, когда они плыли в лодке, Раджнеш толкнул того, кто не умел плавать, в реку, после чего заботливо охранял его от погружения на дно, в то же время позволяя ему бороться. Иногда при этом он погружал на несколько секунд голову пловца поглубже в воду. Когда приятель все-таки самостоятельно выбрался на берег, Раджнеш спросил его, как это было. Но таким ли способом он узнал, насколько интенсивно переживание человека под водой, когда у него нет возможности дышать? Раджнеш после этого эксперимента объяснил, что только когда человек доходит до такого страшного напряжения, где ставка — его жизнь, только тогда начинается настоящий поиск Бога.

В раджнешевские эксперименты входило и разгуливание на скале посреди реки. Его друг Свами Агеха Сарасвати рассказывает:

«Он мог взять нас глубокой ночью на прогулку к реке. Мог пригласить нас вскарабкаться на высокие холмы и уже оттуда прогуляться на скалы — это был эксперимент, от которого наши волосы дыбом вставали от ужаса. Мы боялись умереть. Несколькими сотнями футов ниже была глубокая долина: один срыв — и мы разбились бы внизу вдребезги. При всем том мы всегда знали, что главной его целью было делать нас все более и более сознательными, бдительными и мужественными».

Все эти эксперименты были направлены на переживание состояния медитации. Бхагаван описывает хождение по скале и прыжки в реку с моста как пример переживания мгновений, когда человек превосходит свои ум:

«В детстве я брал своих друзей на реку. Вдоль одного берега, по самому краю, вилась узенькая тропка. Идти по ней было очень опасно: всего лишь один шаг, сделанный бессознательно, — и вы упадете в реку, как раз там, где глубже всего. Никто никогда там не ходил, но для меня это было самое любимое место. И я просил своих друзей вместе со мною пройти по узкому краю. Лишь очень немногие готовы были идти на такое, но тот, кто шел, получал действительно прекрасное переживание. Потом они говорили: „Как странно, что ум совсем останавливается!“

Я брал своих друзей на железнодорожный мост — прыгать… в реку. Это было опасно… это было запрещено. На мосту всегда стоял полицейский, потому что это было место для совершения самоубийств. Мы подкупали полисмена, чтобы он разрешал нам прыгать с моста. В конце концов, с трудом он начал сознавать, что это особенные люди — они не хотят умереть или что-нибудь в этом роде… и они не интересуются самоубийством. В итоге он полюбил нас и перестал брать взятки. Он сказал: „Вы можете прыгать, я не буду смотреть в эту сторону. Можете приходить, когда хотите“.

Мост был слишком высок для прыжков… И на какой-то момент, когда вы еще не достигли реки — в промежутке между мостом и рекой, — ум внезапно останавливается.

Это были мои первые проблески медитации — вот почему я стал все более и более интересоваться медитацией. Я задал себе вопрос, как можно добиться наступления таких моментов без хождения по горам, к реке, мостам, как человек может позволить себе входить в эти пространства без передвижения куда-нибудь, а только с помощью закрытия глаз. Однажды испытав это, это не трудно».

И все-таки во всех этих экспериментах главным была смелость. Бхагаван неустанно повторял, что искатель Истины — это тот, кто постоянно экспериментирует, а для того, чтобы экспериментировать и достичь Истины, необходимо мужество. «Мужество, — говорит Бхагаван, — это величайшее в жизни качество, ибо без мужества нет свободы, а без свободы нет Истины…»

Сам Раджнеш упорно работал над сохранением состояния полного внимания и сознательности. Например, когда он учился в высшей школе, один из учителей, которого Раджнеш любил и которым восхищался — настаивал ни том, чтобы при перекличке студенты говорили «присутствую», а не «да». Комментируя это, Бхагаван говорит:

«Конечно, это было эксцентрично! Не имеет значения, скажите ли вы „да“ или „присутствую“. Но во мне зародились ощущение, что он хотел этим что-то сказать, и я стал медитировать на этом. И всякий раз, когда он называл мое имя, я говорил „присутствую“, и не просто говорил — я чувствовал это: „Я не просто присутствую, я это сознаю, я бдителен“. И я переживал прекрасные мгновения в течение полминуты, я так присутствовал, что и класс исчезал, и учитель».

В равной степени Раджнеш был бдителен и к обусловленности, изложенной извне.

Он говорит:

«Я родился в джайнской семье и, естественно, как и любой другой ребенок, подпадал под обусловленность. Но я постоянно наблюдал, постоянно был бдительным, и поэтому я не был захвачен обусловленностью врасплох. А обусловленность — это такая утонченная штука, что стоит тебе лишь увлечься ею, как теряешь способность размышлять и видеть — все, противоречащее твоей обусловленности, делает тебя глухим и слепым».

По традиции джайны не принимают пищу после захода солнца. Раджнеш был воспитан в соответствии с этой традицией, и эта обусловленность преподала ему ужасный урок. Бхагаван рассказывает о таком эпизоде:

«До восемнадцати лет я не ел вечером. Как-то я пошел с друзьями посмотреть форт, далеко в джунгли. Все, кроме меня, были индуистами, а форт настолько захватил нас своим великолепием, что за весь день никто и не вспомнил о еде. Среди них я был единственный джайн, и я не мог настаивать, потому что тридцать человек не интересовались приготовлением пищи. Поэтому я молчал. Вечером же они стали готовить еду. Представьте себе, как я, целый день, блуждая по лесу, по развалинам древнего замка, устал и проголодался! Никогда я еще не испытывал такого голода. Но тут моя восемнадцатилетняя обусловленность говорит мне: есть вечером нельзя.

А рядом друзья готовили что-то очень вкусное, запах еды разносился повсюду… И они стали уговаривать меня, убеждая: „Здесь никого нет, никто не расскажет твоим родителям, никто никогда об этом не узнает“. Я сопротивлялся, но чем больше сопротивлялся, тем больше меня охватывало искушение. Наконец я сдался и поел. Еда была очень вкусной, но всю ночь я испытывал адские мучения. Меня вырвало, по меньшей мере семь раз. Эту восемнадцатилетнюю обусловленность не так легко было отбросить. Я не смог переварить пищу. Все тело восстало против нее. И пока вся пища не была удалена, я не мог уснуть».

Раджнеш проявлял способность к рациональному мышлению и логическому изложению своих мыслей с самого раннего возраста. Он начал выступать с речами и участвовать в дебатах с шестого класса. В девятом классе его деятельность возросла. Свами Агеха Сарасвати, его друг, сказал мне, что Раджнеш уже в раннем возрасте отличался своей способностью принять любую сторону в дискуссии и победить оппонента в споре. Однажды он был награжден первой премией в соревновании спорщиков-ораторов, где он принял сторону Джавахарлала Неру — его иностранной политики «неприсоединения». Он также прочитал серию семидневных лекций о религии и духовности в доме своего друга. Еще будучи юношей, он периодически выступал в открытых дискуссиях с хорошо известными учеными, священниками и пандитами. Своим острым языком и отточенными вопросами он, как правило, ставил их в неловкое положение, но его прямота и открытость оставались его наиболее выдающимися качествами. Иллюстрацией к сказанному может быть его выступление в день учителей в джайнской Высшей Школе в Джабалпуре. День учителей в Индии отмечается пятого сентября, в день рождения бывшего президента Индии — профессора и философа С. Радхакришнана. Раджнеш шокировал аудиторию, высказав следующее:

«Сегодня самый несчастливый день для учителей… Этот день отмечается лишь потому, что Радхакришнан был когда-то учителем, а теперь стал президентом. Истинный почет учителя заслужат лишь тогда, когда президент оставит свои пост и станет учителем».

Его страстный поиск заставлял Раджнеша изучать книги по всевозможным предметам. Часто он читал всю ночь напролет, от чего иногда начиналась головная боль, но он прикладывал ко лбу обезболивающий бальзам и продолжал чтение. Затем на рассвете он шел к реке и плавал. Юношей он участвовал в различных играх, например, в хоккее на траве, футболе и волейболе, но больше всего его интересовало чтение. Карточки из многих книг в Гадарварской библиотеке все еще хранят подпись Раджнеша. Книги же — от политики и философии до науки, религии и детективных романов. Он не только был сам разносторонне начитан, но и настаивал, чтобы его друзья также читали что-нибудь, кроме обычных учебников. Нобелевский лауреат по литературе Рабиндранат Тагор был одним из его любимых авторов.

Из-за своего необычного пристрастия к чтению Раджнеш редко посещает школу. Но это еще не все, его окрестили коммунистом, потому что он усиленно читает Маркса, Энгельса и другую коммунистическую литературу — за это ему угрожают исключением из школы. Его интерес к коммунизму во время обучения в высшей школе проистекал из его глубокой озабоченности за судьбы бедных. С помощью своих друзей он создал небольшую библиотеку, в которой большую часть составляла коммунистическая литература. Его юношеская забота о бедных доходила до фантазий, в которых он представлял себя Робином Гудом, окруженным своими благородными разбойниками. Говорят, что они планировали закупку оружия и хотели получить разрешение от полиции на ношение его, с целью заставить богатых делиться с бедными. Но этот план, конечно, провалился. Раджнеш, как свидетельствует его дядя Амритлал, даже образовал кружок молодежи, в котором регулярно обсуждалась коммунистическая идеология и высказывалась оппозиция к религии. Амритлал видел, как на стене у места, где проходил митинг, было написано: «Религия — это опиум».

Несмотря на серьезный интерес к коммунистической идеологии — Раджнеш проявлял личную симпатию к социализму. Он и его друзья верили, что социализм дает ответ на все вопросы экономических проблем Индии. Все это время Раджнеш оставался атеистом, открыто критикующим религиозные ритуалы и слепую веру в святые писания (тут следует подчеркнуть, однако, что медитация, которую практиковал Раджнеш, не была ни религиозным ритуалом, ни частью какой-либо религии. Бхагаван считает, что медитация является в сущности мирским феноменом и не имеет ничего общего с какой-либо религией. Мы изложим его точку зрения на медитацию в пятой части). Бхагаван описывает свое поведение в те дни следующим образом:

«Дело в том, что те, кто знали меня с детства, никогда не поверили, что религия и я могут быть вместе. Это было бы против всех ожиданий, ведь то, что они называли или считали религией, было как раз тем, против чего я так боролся.

То, чему они поклонялись, я называл чепухой. Тот, кого они называли саньясином, для меня был ни кем иным как беглецом от жизни. Их писания, перед которыми они почтительно склонялись, для меня были просто обычными книгами, на которые я мог положить ноги. То, что они считали несомненным, я подвергал сомнению и подозрению. Их бог, их душа, их спасение — все это было предметом шуток и насмешек».

Хотя Раджнеш и продолжал, учась в высшей школе, проявлять интерес к социализму, он стал все больше и больше критиковать его. Где-то в 1950 году, как вспоминает его друг Гулаббхай, он начал фактически критиковать таких знаменитых лидеров индийской социалистической партии, как Джайя Пракаш Парайян. Раджнеш даже как-то раз посетил в качестве наблюдателя национальный избирательный митинг социалистической партии, устроенный в Панчмархи. Митинг принес ему полное разочарование.

Кроме того, если не обращать внимания на чтение Раджнешем Маркса и социалистической литературы и на его участие в организациях, мы увидим, что его поиск оставался исключительно духовным. Духовный поиск все время был встречным течением во всей его активности. Это показывает, что разочарование в Марксе и социалистических идеях привело его к более ясному пониманию своего собственного пути и предназначения. Ему стало совершенно ясно, что корни человеческих бед и несчастий скрыты не в социальных и политических системах, — их источник в чем-то другом. Раджнеш понял, что только революция в сознании, но не в политике может принести мир и счастье. Другой давний друг Бхагавана, Шиям Сони, рассказывает:

«Когда мы еще учились в высшей школе, как-то в полнолуние нас, несколько человек, сидело на берегу реки. Время подошло к одиннадцати часам, вокруг было так спокойно и мирно. Внезапно Раджнеш нарушил молчание и сказал, что он точно играл в области религии — и нигде больше. Его место было в религии. Я разделил и понял его чувство, но не мог поверить этому, так как в последнее время он просто с головой ушел в коммунизм. Я недолго ждал: вскоре после той ночи я стал замечать, что все, кроме религии, стало тотально бессодержательным для него».

Этот переход в Раджнеше от увлечения коммунизмом и социализмом к религии и духовности произошел между 1945 и 1950 годами.

Несмотря на свою внешнюю активность и увлеченность идеями, он оставался очень любящим и почтительным членом своей семьи. Однако он не колебался, когда надо было искренне выразить свои взгляды, и всегда оставался твердым в своих решениях. Следующий инцидент между Раджнешем и его отцом — яркая тому иллюстрация.

Когда Раджнеш был молодым, ему очень нравилось носить длинные волосы, такие длинные, что покупатели часто спрашивали его отца, Дада, мальчик или девочка Раджнеш. Это каждый раз вынуждало Дада давать объяснения, что Раджнеш был действительно мальчиком. Покупатели всегда удивлялись, видя мальчика с такими длинными волосами. Наконец Дада попросил Раджнеша подстричься; когда же тот отказался, отец шлепнул Раджнеша — хотя и не очень сильно. Это было впервые, чтобы Дада ударил Раджнеша, он почувствовал себя так нехорошо, что извинился перед сыном. Тем не менее, Раджнеш ушел и побрил голову. Увидя его бритую голову, Дада был шокирован, потому что, согласно индийскому обычаю, сыну полагается брить себе голову только в случае смерти отца. Раджнеш попросил Дада выбрать: отрастить волосы снова, или же оставить голову бритой. Дада разрешил ему отрастить волосы: он выбрал меньшее зло и предпочел длинную прическу сына впечатлению, что он уже умер! После этого Дада стало ясно, что он уже не может навязать свою волю сыну.

В шестнадцать лет Раджнеша постиг еще один глубокий удар, когда его подружка детства Шаши умерла от тифа. Она жила около того старого храма, где Раджнеш «умирал» в четырнадцать лет. Она была на два года моложе Раджнеша, а ее отец был врачом. Шаши очень сильно любила Раджнеша и всякий раз, когда Раджнеш приходил в храм медитировать, наблюдала за ним из своего сада или из окна. Часто она шла следом за ним к храму, что иногда надоедало юноше, так как он по своему обыкновению хотел остаться один. Раджнеш просил одного из своих друзей постеречь дверь храма, чтобы Шаши не мешала ему во время медитации. Несмотря на это, Шаши знала, что Раджнеш тоже очень любит ее. Он любовно называл ее Гадийя и с благодарностью принимал пищу, которую она приносила ему после медитации.

Когда Шаши умирала, Раджнеш был с ней. Смерть была предопределена, но таким же определенным было желание Шаши вернуться к своему любимому и заботиться о нем. Она обещала ему вернуться. Он также обещал Шаши, что будет звать ее и вернет назад. Девушка взяла с Раджнеша обещание, что он никогда не примет другую женщину и никогда не женится. Она не хотела покидать его — она никогда не хотела покидать его.

Один из ближайших друзей Бхагавана рассказал мне, что после смерти Шаши Раджнеш стал еще более сдержанным и обособленным: много дней подряд он вообще ни с кем не разговаривал. «Я не помню, — говорил Бхагаван, — … чтобы я культивировал какую-то дружбу, хотя было много людей, хотевших стать моими друзьями. Многие хотели завязать со мной дружбу, потому что невозможно было относиться ко мне, как к врагу. Но я не могу сказать, что тянулся к дружбе с кем-либо. Это не значит, что я не ценил дружбы. Если кто-то относился дружески ко мне, я от всего сердца принимал это. Но даже после этого не мог стать другом в обычном смысле; я всегда оставался в стороне».

Это сохраняло ему свободу, то есть возможность быть самим собой.

«Ни с одним из моих учителей, ни с одним из товарищей-студентов, ни с кем-либо другим не смог я установить такой дружеской связи, что вытащила бы меня или разрушила бы мое бытие на острове. Друзья появлялись и… оставались со мной. Я встречал в жизни много людей и имел много друзей. Но с моей стороны не было ничего такого, что могло бы сделать меня зависимым от них или заставило бы меня помнить их. Я могу жить с любым, но и в толпе, и в обществе, с другом ли, в интимной ли обстановке — я остаюсь одиноким. Никто не касается меня: я остаюсь неприкосновенным».

Одиночество, охватившее сознание Раджнеша со времени смерти его дедушки, заключалось в основном в состоянии уединения, состоянии самоосуществления: оно имело очень позитивное качество. «Причина несчастья лежит в нашей привязанности к другим, — объясняет Раджнеш, — … в ожидании кого-то, в надежде получить счастье от кого-то другого. В действительности вы никогда не получите счастья, но надежда всегда остается. И стоит этой надежде появиться, как она порождает фрустрацию. Таким образом, в самом первом переживании — смерть дедушки — я настолько разочаровался во всем остальном, что уже и не пытался снова… поэтому я никогда не был несчастен. И я начал познавать новый вид счастья: не зависящий ни от кого».

После своих столкновении со смертью Раджнеш смог проникнуть в глубь своей души. Обнаружив бесполезность поисков счастья, зависящего от окружающего мира, он был вынужден с раннего возраста столкнуться своей самостью с тем, что приближало его к духовной реальности. Для него стало очевидностью:

«Когда сталкиваешься с самим собой, несчастье переживается только в начале, а подлинное счастье во время этого столкновения быстро растет. И наоборот: столкновение с другим дает счастье в начале, но несчастье в конце. Так, на мой взгляд, когда существо брошено в само себя, начинается путешествие в духовное».

Так, с раннего возраста Бхагаван использовал каждое переживание, каждую ситуацию как ступень лестницы, ведущей к внутреннему росту. Его сознание совершенствовалось с каждым переживанием и не пропускало ни одного случая для поиска Истины. Смерть сестры, дедушки и Шаши давала ему неограниченную возможность понять ограничения, налагаемые человеческими привязанностями, и, отсюда, превзойти дуальность. И он воспользовался этим и сделал себя реально свободным, способным быть самим собой. Собственное наблюдение Бхагавана, относящееся к этому, очень важно:

«Жизнь предоставляет множество удобных случаев обратиться к самому себе. Но чем более мы одарены, тем быстрее избавляем сами себя от такого удобного случая. В такие моменты мы двигаемся наружу от себя. Если моя жена умирает, я немедленно ищу другую и снова женюсь. Если теряю друга — начинаю искать другого. Я не могу видеть незаполненной брешь. Но при заполнении этой бреши удобная ситуация, благодаря которой я мог бы вернуться назад к собственной самости, моментально теряется вместе со всеми своими громадными возможностями.

Заинтересованный в ком-то, я теряю удобный случай сделать шаг по направлению к самости».

В переживании своего одиночества Раджнеш стал более чем «чудаком», «аутсайдером». Он укоренился в своем состоянии отстраненности, где даже среди действий и людей он становился неотождествленным, аутсайдером. «Я стал вселенной внутри себя самого», — говорит Бхагаван. Вспоминая смерть своей девушки, он говорит:

«Этот новый опыт и странное положение человека в нем — дал мне вид боли, хотя это была „радостная боль“. Это было подобно тому, как будто бы в том раннем возрасте я начал чувствовать и переживать вид зрелости и возмужания. В том опыте не было включения эго, но индивидуальность присутствовала в нем постоянно…»

Не так уж трудно увидеть, что в детстве и юности Раджнеш жил очень полноценной и независимой жизнью. Что бы он ни делал, делал увлеченно и честно. Замечательно, однако, что он никогда не отождествлял себя с действием: он всегда сохранял дистанцию между действием и собой. На протяжении всех своих приключений и в каждом из своих экспериментов он никогда не позволял себе заблуждаться от невежества и несознательности.

Его действия были частью его постоянного поиска того, что является вечным, окончательным в переживании. История, изложенная в следующей части, показывает, как этот поиск достиг той вершины, что привела его к просветлению.

Просветление

В 1951 году, после окончания высшей школы в Гадарваре, в возрасте девятнадцати лет Раджнеш прибыл в Джабалпур, где был внесен в список Хиткарини Колледжа. Он жил со своими родственниками — Кранти и Арвиндом, которые были того же возраста, что и он. Кранти и Арвинд были детьми одной из сестер отца Бхагавана, Ратнибай. Ратнибай умерла, когда они были маленькими, и их отец женился вновь. Поэтому они воспитывались своей тетей Макхмалбай и ее мужем Кунданлал Самайей, не имевшими собственных детей.

Кранти вышла замуж в очень юном возрасте, но несчастливо, так как ее муж умер через год после женитьбы. Раджнеш очень глубоко сочувствовал своей овдовевшей кузине и помогал ей как мог, убедил ее продолжать образование Позднее она стала школьным учителем. Арвинд закончил торговую школу и стал профессором колледжа. Пока Раджнеш был в Джабалпуре, все трое оставались вместе Они зарабатывали достаточно, поддерживали друг друга и жили комфортабельной жизнью.

Раджнеш продолжал делать в колледже то, что делал и в высшей школе: оставался таким же бескомпромиссным, неуступчивым и прямым, как всегда. Он охотно принимал любые следствия, которые развивали его свободу. Это незамедлительно породило различные трудности. Два года после своего поступления в колледж он продолжал искать какой-либо выход для себя.

Больше всего Раджнеша возбуждали уроки философии и логики. Неважно, что говорил профессор, — Раджнеш неизменно оспаривал это и выдвигал обширный, но логичный аргумент так, что профессор никогда не мог полностью закончить занятие. Когда уязвленный профессор не мог ответить должным образом, Раджнеш указывал, что это лишает смысла само пребывание в классе на философии и логике. Его вопросы и аргументы, основанные на остром чувстве поиска, имели, при всем том, четкое отношение к предписанной курсовой работе. Но однажды профессор не выдержал и предъявил ультиматум ректору: «Либо Раджнеш уйдет, либо я уйду». Директор вызвал Раджнеша в свой кабинет и попросил покинуть колледж. Хотя он и понимал, что это не столь уж серьезный недостаток Раджнеша, но не мог отказаться от одного из своих наиболее уважаемых и авторитетных профессоров.

Раджнеш понял ситуацию и согласился уйти, взяв с директора обещание, что тот устроит его в другой колледж, а это было нелегко, так как школьный год уже близился к концу. Директор согласился помочь. К тому времени репутация Раджнеша стала известна всему городу, и другие колледжи не хотели принимать его. Наконец директор джайнского колледжа Джабалпура согласился принять Раджнеша; но с условием, что он не будет задавать вопросы профессорам, как он делал это прежде. Раджнеш сказал, что это невозможно и что в таком случае ему лучше сидеть дома, чем просто присутствовать в классе. Директор позволил ему оставаться дома и изменил правила посещения занятий так, что Раджнешу было позволено появляться только на экзамене. Раджнеш за это свободное время нашел себе работу в ежедневной газете, где вскоре стал помощником редактора. Но он пробыл в газете всего несколько месяцев.

Этот период был не особенно значителен для занятий Раджнеша и его образования. Скорее он был более важен необычайной интенсивностью поиска вечного. Это было наиболее критическое время его жизни. Он был окружен сомнениями и ощущениями тревожащей ненадежности и пустоты. Ситуация становилась все более обостренной, потому что никто не руководил им, никто не следил за ним — он был без Мастера, он был один на пути.

Как было сказано ранее, Раджнеш не мог допустить ничего, не подвергнув предварительно сомнению. Особенно это касалось чьих-либо утверждений о существовании Бога, если эти люди не сталкивались с этим лицом к лицу, если не пережили этого лично. Он вопрошал обо всем, он отвергал все, включая и такие просветленные личности, как Кришна, Махавира, Будда, Иисус, и такие писания, как Веды, Упанишады, Библия и Коран. Таким образом, то, что он сейчас реализовал эти источники, не означает, что они помогли ему — его поиск в то время был абсолютно личным поиском. Из слов Бхагавана:

«В любой маленькой вещице было только сомнение, сомнение и ничего, кроме сомнения. Вопросы оставались без какого-либо ответа. В некотором смысле я был похож на сумасшедшего. Какое-то время я боялся сам себя. Я мог стать полностью безумным. Я не мог спать ночью.

Днями и ночами… вопросы кружились вокруг меня… Я был далеко в море, так сказать, без какой-либо лодки или берега. Любые лодки были там, я мог сесть в них или отринуть их. Здесь было много лодок и много моряков, но я… не хотел ступить ни в одну из них. Я чувствовал, что лучше тонуть самому по себе… чем шагнуть в какую-либо из лодок. Или жизнь должна была вынести меня, или я должен был утонуть, я чувствовал, что я должен был принять это погружение.

Я находился в высшей степени помрачения сознания. Как будто я падал в глубокий и темный колодец. Мне много раз снилось, что я падаю и падаю, лечу все глубже внутрь бездонного колодца. И много раз я… пробуждался ото сна весь в поту, в испарине, потому что падение было бесконечным, ни земли, ни места, где могли бы отдохнуть мои ноги… передо мной не было ясного пути. Вокруг была темнота. Каждый мой шаг был в полной темноте — бесцельный и сомнительный. Я был полон напряжения, чувства ненадежности и опасности».

И нельзя было убежать, и не было ни одной отдушины. Он знал очень хорошо, что столкнулся с критическим временем своей жизни: при малейшем порыве бессознательного или потере терпения, или нехватке мужества он мог стать неистовым сумасшедшим. Опять же ситуацию привело к такой критической точке отсутствие Мастера. Он искал его долго и тяжело, но не мог никого найти. «Очень трудно найти Мастера, — признается он, — исключительно трудно найти существо, которое стало несуществом, редко можно найти присутствие, которое есть почти отсутствие, редко можно найти человека, который есть просто дверь к божеству, открытая дверь к божеству, которая не будет вам мешать, через которую вы сможете пройти. Это очень трудно… Да, иногда это происходит, и личность может работать без Мастера, но такое путешествие очень опасно».

Эта тревожно-интенсивная и меняющаяся ситуация продолжалась целый год. Она привела Раджнеша к очень трудному состоянию ума. Бхагаван описывает, через что он прошел за этот период:

«В течение почти целого года было невозможно понять, что происходит. Даже остаться живым было очень трудно, потому полностью исчез аппетит. Шел день за днем, а я не чувствовал ни жажды, ни голода Я должен был заставлять себя есть, заставлять себя пить Тела как бы не существовало, и я должен был причинить себе боль для того, чтобы почувствовать, что остаюсь в теле. Я стучал головой о стену, чтобы почувствовать, здесь ли еще моя голова или нет. Только когда это причиняло боль, я начинал немного чувствовать свое тело.

Каждое утро и каждый вечер я пробегал от пяти до восьми миль. Люди думали, что я сошел с ума: почему он бегает так много? Шестнадцать миль в день! А я это делал как раз для того, чтобы почувствовать себя — не потерять контакт с самим собой… Я не мог ни с кем говорить, потому что все стало таким непоследовательным, что даже сформулировать одно предложение стало трудным. В середине предложения я забывал то, о чем говорил: на полпути я забывал, куда иду. И возвращался назад…

Я заперся в своей комнате. Я сделал это для того, чтобы не общаться, чтобы ничего не говорить, потому что сказать что-либо было равносильно тому, чтобы сказать, что я сумасшедший.

Это продолжалось целый год. Я просто лежал на полу, смотрел в потолок и считал от одного до ста и обратно, от ста до одного. Способность считать была тем немногим, что у меня еще осталось. Опять и опять я забывался. Повторное обретение фокуса заняло у меня один год, только после этого года я нашел перспективу.

Не было никого, кто мог бы поддержать меня, не было никого, кто мог бы сказать, куда я иду и что происходит, — фактически каждый был против… мои учителя, мои друзья, мои доброжелатели».

В течение этого необыкновенно трудного времени Кранти проявляла большую заботу о Раджнеше и относилась ко всем его нуждам с любовью и пониманием. Раджнеш часто жаловался на жестокие головные боли, причинявшие Кранти большое беспокойство. Она и ее брат Арвинд очень хотели сделать что-нибудь, найти какое-нибудь лекарство против головных болей, но Раджнеш попросил их не беспокоиться, так как не было ничего, что могло бы помочь ему.

Отец Бхагавана тоже часто вспоминал его головные боли. Однажды боль стала такой жестокой, что Кранти и Арвинд срочно сообщили в Гадарвару, и в Джабалпур примчался Дада. Он думал, что головные боли были вызваны тем, что Раджнеш много читал. Дада вспомнил, как еще в Гадарваре Раджнеш прикладывал обезболивающий бальзам ко лбу и продолжал читать. Мама Бхагавана тоже вспомнила ранний случай, когда Раджнеш однажды так мучился от сильной головной боли, что даже кровь пошла носом. Она очень тогда испугалась, но, к счастью, вскоре кровотечение остановилось. Но нам кажется, что головные боли этих ранних лет учебы в колледже не связаны с его привычкой подолгу читать. Скорее они были вызваны психическим состоянием Раджнеша, в котором он тогда находился.

Видя его физическое и психическое состояние, семья начала подозревать, что предсказание астролога о смерти Раджнеша в двадцать один год может оказаться верным. Они стали водить его от одного доктора к другому. Один только Раджнеш знал, что все эти неимоверные усилия были напрасными. Он утверждал, что ему незачем идти к врачу, так как в данном случае медицина не приведет ни к чему хорошему. Бхагаван описывает один замечательный визит к врачу:

«Меня брали к вайдия — к врачам. Фактически меня водили ко многим докторам и целителям, но только один аюрведический вайдия сказал моему отцу: „Он не болен. Не тратьте напрасно ваше время“ Но, конечно же, они продолжали таскать меня от одного к другому. И многие люди давали лекарства, а я говорил отцу: „Ну что ты беспокоишься? Я совершенно здоров“. Но никто не верил тому, что я говорил. Мне говорили: „Успокойся, только прими лекарство. Ведь нет никакого вреда в этом“. Так я перепробовал все виды лекарств.

За все это время попался только один вайдия, который был проницательным человеком. Его имя было Пандит Бхагират Прасад… Этот старик уже умер, но он был человеком редкой проницательности. Он посмотрел на меня и сказал: „Он не болен“. И заплакал, говоря: „Я сам искал этого состояния. Он счастливчик. В этой жизни я упустил это состояние. Не водите его никуда. Он обретает дом“. И снова заплакал слезами счастья.

Он стал моим защитником — моим защитником против разных докторов. Он сказал моему отцу: „Предоставьте это мне, я позабочусь“, — и никогда не давал мне никаких лекарств. Когда мой отец настаивал, он давал мне только таблетки глюкозы и говорил: „Это всего лишь глюкоза. И для успокоения ты можешь их принять. Они не повредят, но и не помогут. Фактически не существует ничего, что могло бы тебе помочь“».

Понимание целителем состояния Раджнеша было правильным, потому что его болезнь была необыкновенной: он не был ординарным пациентом. Раджнеш знал свое состояние и его причины лучше, чем любой врач.

«Теперь это было выше меня. Это происходило. Я делал что-то. Неизвестно как, но я стучал в дверь. Теперь двери открыли. Я медитировал много лет, только молча сидя и ничего не делая, и раз за разом я начал проникать внутрь этого пространства, этого сердечного пространства, где вы есть и вы не делаете ничего: вы здесь просто наблюдатель».

Интенсивность медитаций Раджнеша увеличилась; эксперименты вели его к большему взрыву. Из всех медитаций, которые он совершал, одна — заключавшаяся в том, что он сидел на верхушке дерева, повернувшись спиной к стволу, — была особенно мощной. Это прекрасное переживание случилось в Соугаре, в Мадхия Прадеш, приблизительно за год до главного события. В это время, обучаясь в Джабалпурском колледже, Раджнеш был приглашен участвовать в дебатах, которые организовал Саугарский университет. Раджнеш был там три дня, и он описывает то, что произошло:

«Ночью я часто сидел на дереве и медитировал. Как правило, я чувствовал, что, когда медитировал, сидя на земле, мое тело значительно крепло — возможно потому, что тело создано из земли. Разговоры о том, что пути ведут в горы и на вершины Гималаев, не случайны, они основываются на научных принципах. Чем больше расстояние между телом и землей, тем меньше физическая сила, так как давление тел уменьшается… а мощь внутренней силы возрастает. Вот почему я поднимался на самую верхушку высокого дерева и уходил в медитацию на несколько часов, каждую ночь.

Однажды ночью я так глубоко ушел в медитацию, что не заметил, как мое тело упало вниз с дерева. Увидев свое тело лежащим на земле, я с подозрением осмотрелся вокруг и был очень удивлен тем, что произошло. Как могло случиться, что я продолжаю сидеть на дереве, а мое тело — в то же время — лежит на земле? Я не мог понять всего этого. Было очень странное самочувствие: мерцающий серебряный шнур, выходивший из моего пупка, яркой линией соединялся со мной вверху там, где я зацепился на дереве. Мне было трудно понять или предсказать то, что произойдет потом, и я забеспокоился о том, как вернуться в мое тело. Как долго этот транс продолжался, я не знаю, но это уникальное переживание было мне не известно раньше.

В тот день впервые я увидел свое тело со стороны, и, начиная с этого дня, просто физическая жизнь моего тела закончилась навсегда. И с этого же дня смерть также перестала существовать для меня, так как я в тот день пережил, что тело и дух — две разные вещи, совершенно отдельные друг от друга. Это был наиболее важный момент: моя реализация духа — то же, что есть и внутри каждого человеческого тела.

Пожалуй, очень трудно сказать, как долго продолжалось это переживание. На рассвете две женщины, несшие молоко из одной деревни в другую по этой дороге, увидели мое тело… лежащее там. С верхушки дерева, где я сидел, я видел, как они рассматривали мое тело. Они приблизились к нему и сели рядом. Едва они коснулись моего лба ладонями — в тот же миг, как бы силой притяжения, я вернулся внутрь своего тела и мои глаза открылись. Я почувствовал, что женщина может создать заряд электричества в теле мужчины и то же самое может создать мужчина в теле женщины. После этого я много размышлял над случайным прикосновением женщины к моему лбу и над моим неожиданным возвращением в тело. Как и почему произошло все то, что случилось? Когда я потом еще поэкспериментировал в подобном ключе, я понял, почему в Индии спиритуалисты, сосредоточенные на экспериментах, связанных с самадхи — а фактически со смертью, — приглашают женщин сотрудничать с ними. В глубоком самадхи самость спиритуалиста — теджас шарира, — покинувшая мужское физическое тело, не может вернуться обратно, и здесь необходимы помощь и участие женщины. Точно так же: если женская самость покидает тело, она может не вернуться без помощи мужчины. Не раньше, чем тела мужчины и женщины войдут в контакт, образуется поток, и электрический круг замыкается. И в это мгновение сознание вышедшего духа возвращается.

После этого я экспериментировал с этим феноменом шесть раз за шесть месяцев. В течение тех наполненных шести месяцев я почувствовал, что моя жизнь сократилась по меньшей мере на десять лет: можно сказать, что, если я должен был прожить семьдесят лет, то теперь, после этих экспериментов, я проживу не более шестидесяти лет. Вот какие экстраординарные эксперименты я проводил в те шесть месяцев! Волосы на моей груди поседели, и, наконец, я понял значение всех этих событий: понял, что нарушил соединение, или связь, между физическим телом и духовным существом, в результате чего было прервано регулирование, естественно существовавшее между ними».

Когда Раджнеш вошел в такую глубь тайн медитации, его вопросы исчезли. Его поиск окончился вместе с деятельностью, подойдя, наконец, к точке, из которой некуда было идти. Так же, как и много лет назад, во время смерти своего дедушки, Раджнеш был отброшен к своему центру — но теперь уже навсегда. Бхагаван рассказывает, чти глубоко внизу — там, где пустота, — там не было деятеля. Он потерял честолюбие. У него не осталось никакого желания стать кем-либо или достичь чего-либо. Он не помышлял больше ни о Боге, ни о нирване. «Болезнь — подражание Будде — совершенно исчезла», — говорит Бхагаван. Удобный момент наступил. Двери были почти открыты, рассвет был не так уж и далек. По словам Бхагавана:

«Однажды безвопросное состояние почти пришло. Это не значит, что я получил ответ — нет! Скорее, все вопросы как бы отошли и получился большой хаос. Это была взрывная ситуация. Жизнь в этом состоянии похожа на умирание, а когда личность умерла, кто будет задавать вопросы? После того переживания пустоты я не задавал никаких вопросов. Все субстанции, по поводу которых можно было бы задаться вопросом, стали несуществующими. До этого было только вопрошание и вопрошание. После этого никаких вопросов не осталось».

Бхагаван сам не открывал никому происшедшего просветления около двадцати лет. История выплыла наружу довольно драматически, однажды ночью; тогда Бхагаван жил в Бомбее. Кранти, кузину Бхагавана, друзья часто спрашивали о том, когда она узнала, что Бхагаван просветленный. Она ничего не могла рассказать им, потому что сама не знала, просветленный он или нет. Но каждый кто-нибудь новый спрашивал ее об этом. И это все больше подталкивало ее выведать это у Бхагавана.

Кранти, наконец, спросила у Бхагавана о его просветлении:

«Поздно ночью 27 ноября 1972 года мое так долго сдерживаемое любопытство вышло из-под контроля. Было около половины двенадцатого. Бхагаван, попив молока, ушел спать. Я также легла в кровать. Но внезапно почувствовала желание спросить Бхагавана о том, когда он достиг просветления. Но еще раньше — перед тем, как эта мысль появилась во мне, — я спросила, когда он достиг просветления. Бхагаван рассмеялся и сказал: „Ты сама себе внушила желание узнать об этом или делаешь это потому, что тебя спрашивают люди?“»

Я сказала: «И то и другое верно: пожалуйста, расскажи мне». Бхагаван опять рассмеялся: «Я расскажу тебе об этом в другой раз». Но я настаивала: «Я хочу знать правду сейчас». Он ответил:

«Подумай, и ты сама узнаешь».

Я некоторое время помолчала, а затем сказала: «Думаю, что ты достиг просветления в двадцать один или двадцать два года, когда ты учился в колледже». Но не успела я договорить, как Бхагаван сказал уже серьезнее: «В двадцать один год, а не в двадцать два». Желая уточнить дату, я спросила об этом.

Бхагаван Шри ответил: «На двадцать первое марта 53 года». После некоторой заминки я спросила опять:

«Где это случилось? Было ли что-нибудь необыкновенное в тот день?»

Бхагаван предложил: «Попробуй пересказать и ты сможешь вспомнить все». Я молча лежала и вспоминала ночь двадцатилетней давности.

«Это было в ту ночь, когда совершенно внезапно в двенадцать часов ты сказал мне, что уходишь, а затем вернулся в три часа ночи», — вспоминала я.

Бхагаван Шри сказал: «Ты указала именно ту ночь». Но я не могла поверить в это. И здесь Бхагаван подтвердил мне, что это было действительно истиной. Но могла ли я видеть в прошлое? Все это могло быть его игрой, могло быть его воздействием. Пока подобные мысли шумели у меня в голове, возник и другой вопрос: в какое время ночи, где и в каком месте Бхагаван Шри стал просветленным? Я немедленно спросила:

«Куда ты ходил в ту ночь?»

Бхагаван ответил: «Я ходил в сад Бханвартал». Но прежде, чем он промолвил «в сад», я вспомнила дерево и сказала:

«Ты пошел в сад и сел под дерево ашока».

Он уточнил:

«Нет, я был под маулшри. Тогда я спросила: „Что произошло в то время, когда ты был в саду — между двенадцатью и тремя часами ночи?“

Бхагаван предложил: „Вызови это в себе и ты вспомнишь это“. Я замолчала ненадолго, и перед моими глазами начала появляться вся сцена того вечера: как он покинул дом, как он разбудил меня нежно и сказал, что уходит и не знает, когда он вернется. Он ушел только после того, как поговорил со мной, а я так и не уснула, ожидая его возвращения.

И передо мною начало открываться все событие. Я могла бы даже рассказать о его мудре (телесной позе). Каким-то образам я чувствовала, что событие должно было произойти в два часа ночи. Как только у меня возникла идея о двух часах, я сказала об этом Бхагавану.

Он подтвердил: „Это произошло около двух часов. Теперь ты уловила все это правильно“. И снова меня переполнило удивление, но я так была охвачена радостью, что не могла заснуть. Снова и снова я чувствовала, что надо разбудить каждого и рассказать о том, что я узнала».

Бхагаван объясняет причину того, что скрывал историю своего просветления почти двадцать лет следующим образом:

«Многие люди спрашивают меня, почему, став просветленным в 1953 году, я сохранил молчание. Почти двадцать лет я никогда не говорил об этом кому бы то ни было, если этот человек не догадывался сам и не спрашивал меня первый… „Мы чувствуем, что с тобой что-то произошло. Не знаем что, но определенно что-то произошло: ты больше не такой, как мы, и ты скрываешь это“.

В течение двадцати лет не более десяти человек спрашивали меня, и даже после этого я избегал их, как мог, если не чувствовал, что их желание было подлинным. И я рассказывал им только тогда, когда они обещали хранить это в тайне. И они все выполнили это. Теперь они все саньясины… Я говорил: „Ожидайте подходящий момент — только тогда я объявлю это“.

Я многому научился от Будд прошлого. Если бы Иисус говорил меньше о своем бытии Сына Бога, это было бы более полезным для человечества».

Бхагаван в свое время решил не обнаруживать это до тех пор, пока он не прекратит путешествовать по стране, ибо если бы это стало известно, то его жизнь подверглась бы большому риску.

«В течение двадцати лет я непрерывно путешествовал, и у меня не было ни одного телохранителя. Я находился в постоянной опасности: в меня бросали камни, в меня бросали башмаки.

Я добирался до города после двадцатичетырехчасового путешествия в поезде, а толпа не позволяла мне сойти на этой станции: они принуждали меня вернуться назад. Иногда разгоралась борьба между теми, кто хотел, чтобы я спустился с поезда, и теми, кто не хотел, чтобы я выходил, по меньшей мере в их городе.

Если бы я объявил, что я просветленный, меня бы запросто убили — это не представляло никакого труда и было очень легко сделать. В течение двадцати лет я сохранял полное молчание по этому поводу. Я объявил об этом, только когда увидел, что собрал достаточно людей, понимающих это… достаточно людей, которые были моими, которые принадлежали мне. Я объявил это, только когда я понял, что смог создать свой собственный маленький мир, что я не имею больше никакого отношения к толпам, массам и глупым сборищам».

Через двадцать лет Бхагаван описал собственными словами это невероятно мощное переживание. Он выразил это переживание более детально, чем любое другое просветленное существо, любой Будда, который был до него:

«Я вспоминаю тот знаменательный день — 21 марта 1953 года. В течение многих жизней я работал — работал над собой, боролся, делал все, что можно было делать, и ничего не происходило. Лишнее усилие было барьером, лишний груз мешал, излишнее желание искать было ошибкой, но это не значит, что челов


Содержание:
 0  вы читаете: Я — врата. Биография (Избранные беседы, том VI) : Бхагван Раджниш  1  Введение : Бхагван Раджниш
 2  Кто такой Бхагаван Шри Раджнеш? : Бхагван Раджниш  3  Рождение и семья : Бхагван Раджниш
 4  Молодость: годы приключений : Бхагван Раджниш  5  Просветление : Бхагван Раджниш
 6  Нео-саньяса: лотос на болоте : Бхагван Раджниш  7  Шри Раджнеш Ашрам Пуна: место слияния : Бхагван Раджниш
 8  Молчаливый мудрец : Бхагван Раджниш  9  Эпилог : Бхагван Раджниш
 
Разделы
 

Поиск

электронная библиотека © rumagic.com